Возлюби ближнего! - [61]

Природные голосовые и музыкальные данные Фроси, несмотря на все ухищрения ее нового супруга, испортить никак не удалось. Уже через год после свадьбы с профессором она стала не только известной певицей, но и вдовой.

Блистая на эстрадах Франции, мадам Фримль оставалась все той же Фросей Кореньевой, каждый год собирала всякие документы, чтобы пойти хлопотать о возвращении в родную Тулу. Но, напуганная лживыми сообщениями окопавшихся во Франции белогвардейских эмигрантов, так до посольства и не доходила, откладывая отъезд на другие, более подходящие времена.

Чтобы не разучиться говорить на родном языке, она слушала Московское радио, узнавала о новых советских песнях и включала их в свой репертуар. А тут еще овдовевшей красивой певицей увлекся некий американский богач мистер Тюббик, и к двум именам, Фрося и Фримль, прибавилось еще одно — Афродита.

Шумную и дорогостоящую свадьбу отпраздновали в Нью-Йорке, поближе к фамильному склепу жениха. Этот предусмотрительный шаг оправдал себя очень скоро. Похороны, не менее дорогостоящие, состоялись ровно через два месяца после бракосочетания.

После множества судебных процессов, на которых шесть предыдущих жен покойного требовали энную часть солидного состояния, — Фросе все равно достался такой крупный куш, что она уже слыла не только дважды вдовой, но и «сказочно богатой женщиной». Все это ничуть не помешало мистрис Тюббик продолжать свою артистическую деятельность — без устали разъезжать по городам, где антрепренеры устраивали ее концерты.

Во время войны «тетя Фрося», как ее звали в доме Кореньевых, очутилась в Италии. Там, в подпольном партизанском госпитале, тайком от своего импресарио, она пела советские песни, исполняя их на русском языке.

Вот и все, что удалось выяснить Курлыкину; как она попала в Аргентину и как жила там до самой своей смерти, Гарри не знал.

Разговор о тете был прерван внезапным появлением в дверях дежурного. Курлыкин подошел к нему и озабоченно спросил:

— Как бы, товарищ дежурный, поскорее оформить выписку гражданина Кореньева? К нему, понимаете, вот-вот из-за рубежа гости приехать должны…

— Не выйдет, — усмехнулся дежурный, — пока прежнюю задолженность не погасит, отпустить не можем.

— За деньгами дело не станет, — сказал Гарри дежурному. — У вас бухгалтерия здесь же? Тем лучше. Об условиях погашения задолженности товарища Кореньева мы с начальством договоримся. А ты, Геночка, — добавил он громко, чтобы слышал дежурный, — когда будешь уходить отсюда, не забудь попросить книгу пожеланий и поблагодарить работников этого многотрудного учреждения за чуткое и высокоэффективное обслуживание.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Часа полтора, не меньше, Кореньев ворочался на вытрезвительской кровати. «Интересно, — думал он, — чем кончится разговор Гарри Курлыкина с высшей администрацией вытрезвителя».

«Отпустят или задержат?» — ломал голову Кореньев.

Судя по здешним правилам, должны задержать. «Ну и пусть, — решил Кореньев, — по крайней мере не надо будет возвращаться в пустую, холодную комнату».

Кореньев представил себе, каково будет ему после этой чистой постели, вполне приличных харчей и заботливой обслуги вдруг оказаться в темной и тесной, как гроб, комнатенке.

Только теперь, после попытки самоубийства, чудом извлеченный из рассвирепевших волн Тарабарки, он почувствовал, как опостылела ему кушетка с подложенными вместо ножек чурбаками и накрытая листом фанеры, чтобы придавить выскочившие пружины.

Нельзя сказать, чтобы раньше он об этом никогда не думал, думать — думал, но как-то так, между прочим, стараясь не замечать всей потрясающей повседневной отвратности своего существования. И до чего неприглядно, черт побери, сложилась его жизнь!

«Сложилась? — Кореньев сердито нахмурился. — Сам ее такую сложил. Сам».

Часы в соседней палате пробили десять. Из кухни слышался перестук посуды — судя по запаху, на второй завтрак сегодня гуляш с пшенной кашей. Дали бы чего-нибудь кисленького — лимончик или тюльку в маринаде.

Кореньев уже давно изучил диапазон вытрезвительского меню и безошибочно мог предсказать, что́ будет не только на обед, но и на ужин.

А Гарри все еще не появлялся… Неужели он действительно готов потратить такие большие деньги, чтобы вытащить его отсюда?

«Зачем? — спрашивал себя Кореньев. — Почему он так заботится? Какое ему дело до тетки? Откуда вдруг такое внимание, такой большой интерес к моей персоне? Ведь никакие мы с ним не друзья, а тут вот нате-ка!»

Кореньев не зря дважды заводил с Гарри разговор о своем спасении. Он никак не мог себе представить, что Курлыкин способен на такой отважный поступок. К тому же Кореньев хотя и впадал несколько раз в беспамятство и был тогда здорово пьян, тем не менее на какое-то очень короткое время сознание возвращалось, и ему смутно помнился плывущий рядом с ним человек. А когда он, уже вытащенный из воды, лежал на скамейке, тот же человек приводил его в чувство, откачивал.

Теперь Кореньев вспомнил даже, как выглядел этот человек: небольшого роста, в шляпе с короткими полями, тонконосый, с маленькими усиками.

«Нет, это был совсем не Гарри… А может быть, мне все показалось? В моем тогдашнем состоянии мог бы и родную мать не узнать…»