Возлюби ближнего! - [32]

Кругозор попугая целиком зависит от умения копировать людей. Одни попугаи счастливы, когда им удается выругаться точно такими же словами, как ругаются люди, другие же попугаи — такие, как Адвентист, — умело подражают поэтам, ученым, изобретателям и даже политическим деятелям. Вот почему, — заключила, смеясь, свою речь гринда, — на свете так много попугаев, похожих на людей, и немало людей, похожих на попугаев.

Так, в оживленных беседах проходило это нелегкое путешествие.

Но, пожалуй, самое интересное произошло, когда мы миновали Цейлон.

— Этот район Индийского океана, — сказал я, — напомнил мне покойного отца. Здесь началась его лоцманская служба в отряде подводных лодок…

— Подождите, подождите! — оборвала меня гринда. — Ваш отец носил бескозырку?

— Да…

— И курил трубку?

— Да…

— Его звали Майна-Вира?

— Да…

— А почему вы сказали, что он «покойный»?

— Так мне сообщили родственники… Капитан подводной лодки, где служил отец, уверил их, что Майна-Вира стал жертвой курения…

— Это ложь! — трясясь от гнева и задыхаясь, проговорила гринда. — Ваш отец жив…

— Жив?

— Я его видела и разговаривала с ним еще в прошлом году. А совсем недавно мне рассказал наш общий знакомый бегемот, что Майна-Вира стал жертвой ужасного обмана… Капитан подводной лодки ушел из флота, демобилизовался и основал торговую фирму по продаже дельфинов… Вашего отца этот хищник продал за баснословную цену одному владельцу океанария.

— Если все это так, — обливая слезами себя и гринду, сказал я, — то вряд ли мой свободолюбивый папа смог пережить этот плен…

Гринда успокоила меня.

— Вы плохо знаете своего отца. У него светлая голова и крепкая воля. Такие дельфины, как он, сумеют приспособиться к любым условиям и не уронить своего достоинства.

Еще больше подробностей сообщил нам тот самый бегемот, на которого ссылалась гринда в своем рассказе.

Бегемота мы разыскали без особого труда — он жаловался на старческие болезни и потому старался не покидать насиженного места.

— Мне о нем рассказывала знакомая горбуша, — доложил бегемот, то и дело отдуваясь и громко шлепая губами. — Совсем недавно, — повторил он очень громко, потому что был глуховат и, как все глухие, считал, что мы тоже плохо слышим.

Бегемот уверил нас, что, по словам горбуши, отец, хотя и прикован толстой якорной цепью к железному столбу океанария, однако судьбой своей доволен.

— Не может этого быть, — возмутилась гринда, — его залучили обманом!

— Я тоже поначалу так думал, — сказал бегемот, — но горбуша врать не будет, Майна-Вира хвастал, что сам подписал контракт на десять лет: ему очень льстило, что по истечении этого срока ему обещали присвоить какое-то ученое звание.

Последние слова бегемота я слушал, стараясь не смотреть на гринду. Только теперь я понял, что вместе с любознательностью можно унаследовать и честолюбие…

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Я спешу на свидание с отцом. Слухи и предположения. Узнает или не узнает? Подводные сплетни о Майна-Вире.

Мне не пришлось долго уговаривать гринду изменить первоначальный маршрут, чтобы повидаться с отцом. Беспокоило только одно: узнаю ли я его? Ведь прошло много лет с тех пор, как мы последний раз видели друг друга.

Я уже, кажется, говорил, что, в отличие от моей нежной мамаши, вечно занятый служебными делами отец не очень-то баловал меня вниманием.

Но это ничуть не мешало мне гордиться своим отцом. Как-никак он был единственным дельфином, щеголявшим в бескозырке и полосатой тельняшке. К тому же во всем подводном мире только он — мой отец — курил трубку и, глотая дым, выпускал его изо рта красивыми кольцами. «А вдруг он бросил курить? — подумал я. — Как же я его тогда узнаю без трубки в зубах?»

Вся надежда оставалась на бескозырку. Но, по словам того же бегемота, он променял матросский головной убор на какую-то немыслимую восьмигранную фуражку с блестящим козырьком.

Носит ли он хотя бы свою традиционную тельняшку? Если он заменил ее какой-нибудь нейлоновой безрукавкой — тогда уж мне его никак не узнать.

Никаких других особых отличий Майна-Вира не имел. Обыкновенный дельфин. Рост нормальный, плавники средней упитанности, хвост серо-бурый в мелкий горошек, такой же, как у всех дельфинов старшего поколения.

— Вы плохо к нему присматривались, — сказала с легким укором гринда, выслушав мои рассуждения. — Одинаковых отцов у нас, дельфинов, не бывает. Они всегда разные. Есть хорошие и есть плохие.

Я хотел возразить, что кроме плохих и хороших отцов существует еще одна категория. Никакие. И если не лукавить, то именно к этой разновидности и следует отнести моего папашу.

Однако я промолчал. Ведь было бы по меньшей мере вопиющей бестактностью осуждать отца, которого так плохо знал, что даже не запомнил его физиономии.

Впрочем, наша беседа с гриндой на этом и кончилась. Основательно продрогнув на сильном ветру, она, чтобы согреться, нырнула на самое дно, и я с радостью последовал ее примеру.

На этот раз нам совершенно неожиданно повезло. Мы очутились в уютно обставленной всевозможными камнями океанской впадине, где нас радушно встретили и сразу же, без промедления, напоили густым и сладким китихиным молоком.