Возле вождей - [7]

Шрифт
Интервал

Но я настолько оторопел, настолько испугался неожиданного столкновения, что ничего сказать не могу и лишь ловлю ртом воздух.

— Ничего, ничего, успеете, — успокаивает меня вождь и, миролюбиво похлопывая по плечу, с улыбкой интересуется: — Фамилию-то свою не забыли?

— Никак нет, товарищ Сталин. Красиков моя фамилия.

— Красиков? — спрашивает вождь. — Вы случаем не родственник Петра Ананьевича Красикова?

— Далекий, товарищ Сталин. — Двоюродным, не то троюродным братом приходился Петру Ананьевичу мой дед Егор Красиков.

— То-то. А я думаю, где мне приходилось встречать столь похожего человека. Очень схожи вы с молодым Петром Ананьевичем. Очень. Скоропостижно рано скончался Петр Ананьевич. Верным ленинцем был. Пусть земля будет ему пухом…

Еще раз окинул меня взглядом и стал медленно подниматься по лестнице к урнам для голосования.

Мне же при голосовании Сталина по распоряжению командования в зал идти было нельзя. Оставаться на лестнице нелепо, и я, дабы избежать греха, спустился на первый этаж цокольного помещения.

Однако уйти оттуда никуда не могу: на дворе зима, а моя шинель находится в раздевалке центрального подъезда административного здания.

Через несколько минут Сталин спускается вниз не один, а в сопровождении коменданта Кремля Н. К. Спиридонова и его первого заместителя генерала П. Е. Ко-сынкина.

Генералы идут, соблюдая субординацию, не рядом с вождем, а чуть приотстав, по-гусиному цугом, в спину друг другу. Вождь неторопливо, негромко что-то говорит коменданту, тот четко отвечает. Все шествуют мимо меня, и жестом руки Сталин дает понять — разговор окончен.

Тучный комендант при этом так лихо поворачивается на 180 градусов, что лоб в лоб сталкивается с заместителем. Косынкин не увидел жеста вождя и продолжал двигаться в затылок шефу до тех пор, пока не врезался в лоб Спиридонова. Искр, посыпавшихся из генеральских глаз, я не видел, увидел только едва заметную улыбку, шевельнувшую усы вождя, и настроился поскорее вернуться к рабочему столу, ан не тут-то было: генералам нужен был козел отпущения.

— Куда тебя понесло? — спрашивает Спиридонов. — Все люди как люди, ушли в укрытие, лишь ты один понесся как баран на новые ворота. Удивляюсь, как ты еще товарища Сталина не снес. Три битых часа на инструктаже объясняли, куда по тревоге идти, где идти. Все поняли, крбме тебя.

— Но я не был на инструктаже, товарищ генерал. В наряде находился. По вашей команде понял, что надо уходить со второго этажа, а куда — не понял. Ближе всего ко мне оказалась лестница. На нее и побежал. Извините. Интуиция подвела.

— Ох-хо-хо-хо! — заколыхался Спиридонов. — У него, оказывается, интуиция есть. А у тебя лишь чугунный лоб и никакого соображения! — накинулся комендант на Косынкина. — Таким лбом либо сваи забивать, либо грецкие орехи колоть. Фингал больше сливы вон взошел…

— Синяки от меди сходят. Разрешите к синяку пряжку ремня приложить, — пытаюсь я разрядить ситуацию.

— Катись отсюда, — рявкнул Косынкин. — Не то мы приложим тебе куда следует пару горяченьких, чтобы впредь голова соображала.

Покорно ухожу. Обескураженный сажусь рядом с Любовью Федоровной и всем видом показываю, что, кроме подсчета количества проголосовавших, меня ничто больше в жизни не интересует.

* * *

На древнем Боровицком холме в юго-западной части Кремля москвичам видно величественное здание Большого Кремлевского дворца, включившего в себя гражданские и церковные постройки пяти столетий. В их композицию входят Грановитая палата и Святые сени XV века, Золотая царицына палата — XVI, Теремной дворец — XVII и дворцовые церкви XIV–XVII веков.

Этот архитектурный ансамбль неоднократно перестраивался и обрел современный облик в 1839–1849 годах. Именно тогда по проекту К. А. Тона была воздвигнута новая часть дворца с фасадом, выходящим на Москву-реку. Этот фасад ныне не только поддерживает горизонталь кремлевской стены, но и всей архитектурной композицией ориентирован на фасадную панораму.

Прежние, доминирующие в Кремле, вертикальные линии соборов и колоколен при сооружении дворца как бы нивелировались и привнесли в архитектонику Кремля элементы фронтальности, в которые древние архитектурные памятники стали довносить новые горизонтальные линии и уравновешивать его.

А возведенные на месте древних дворцов Василия III и Ивана IV парадные и жилые покои Теремного дворца царя Михаила Федоровича с многоярусным силуэтом, многоцветными изразцами, островерхими башенками и кровлями при возведении Большого Кремлевского дворца были введены в композицию комплекса, над ними появилась единая кровля свода, где хоромы построены как четырехстенные русские избы с тремя окнами по карнизу, а крыльцо расписано яркими цветными красками и украшено нарядными шатрами, арками и белокаменными львами.

Интерьер же Теремного дворца обставлен по традициям обстановки боярских хором первой половины XVII века. Рамки окон исполнены в виде квадратиков, треугольников, в них вставлены цветные слюдяные пленки, что придает помещению сказочный, таинственный вид и загадочность.

Пол теремных комнат выстлался дубовыми плахами, в будние дни покрывался яркими сукнами, а в праздничные украшался дорогими коврами.


Рекомендуем почитать
Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Воспоминания Е.П. Кишкиной – это история разорения дворянских гнезд, история тяжелых лет молодого советского государства. И в то же время это летопись сложных, порой драматических отношений между Россией и Китаем в ХХ веке. Семья Елизаветы Павловны была настоящим "барометром" политической обстановки в обеих странах. Перед вами рассказ о жизни преданной жены, матери интернациональной семьи, человека, пережившего заключение в камере-одиночке и оставшегося верным себе. Издание предназначено для широкого круга читателей.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.


О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии

О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Соколы Троцкого

Мемуары А. Г. Бармина (1899-1987), дипломата-«невозвращенца», долгие годы были в числе основных источников для зарубежных исследователей советского периода 20-30-х годов. Что касается отечественных историков, тем более массового читателя, то для них эта книга была просто недоступна, поскольку перевода ее на русский язык до настоящего момента не существовало. Причина этого кроется в том, что имя автора вслух не могло быть произнесено, так как он с середины 40-х годов возглавлял русскую службу радиостанции «Голос Америки».