Возле вождей - [11]

Кроме захоронений в соборе находятся две раки с мощами Михаила Черниговского, в 1245 году убитого в Золотой Орде, и царевича Дмитрия-младшего, сына Ивана Грозного: рака с его мощами была перенесена в Кремль в 1606 году из Углича.

Всего в соборе 54 захоронения, 52 — под плитами пола и две раки на полу.

Помимо пересчисленных и официальных захоронений в подвалах собора имеются еще и многочисленные захоронения лиц менее известных, относящихся к родственникам государей и князей, которых, по принятому тогда обычаю, хоронили в наглухо закрытых белокаменных гробах не в земле, а в подвалах Архангельского собора, за коваными металлическими дверями с крепкими железными задвижками, замыкаемыми на огромные, тяжелые замки.

При очередном осмотре территории Кремля и ее построек мне было поручено обследовать состояние подземных коммуникаций собора, в том числе и его подвалов с захоронениями. Подходило время обеда. Комиссия изрядно проголодалась. А я проводил обследование тщательно, медленно, досконально, что многим явно не нравилось. Стоя в проходе двери в подвал захоронений, они то поторапливали меня, то поругивали и, потеряв терпение, пригрозили навсегда закрыть в этом подземелье.

Не обращая внимания на ворчание, я продолжал честно исполнять обязанности, и те, видя, что я ни на какие ухищрения не поддаюсь, действительно захлопнули металлическую дверь, задернули засовы и закрыли их на замки.

Решив, что все это проделывается с целью испуга, я завершил обследование и, полагая, что члены комиссии стоят за дверью, ожидая, когда я начну кричать, в дверь колотить не стал, надеясь, что сослуживцы натешатся и сами распахнут двери. А потому сел на один из саркофагов (в подвале находились только захоронения) и с включенным фонариком стал ожидать разрешения ситуации. Часов с собой у меня не было. Время контролировать я не мог. Электрический свет в подвале был отключен, видимо потому, чтобы не тревожить покойников. Между тем свет фонарика начал слабеть, слабеть и наконец угас совершенно. Полнейшая темнота в склепе среди покойников меня, однако, совсем не испугала: я верил, что сослуживцы стоят за дверью, а потому закрыл глаза и задремал.

Сколько дремал — неизвестно. Во сне по милости Божьей мне ничего не показалось. Сотрудники же, заговорившись, ушли на обед, а когда, спустя полтора часа, снова сошлись вместе для продолжения осмотра, выяснилось, что я отсутствую. Тогда-то только и вспомнили, где они меня оставили, а вспомнив, на полусогнутых от страха ногах спустились в подвал и распахнули дверь. Резкий свет ударил в глаза. Я поднялся с белокаменного саркофага, как из гроба, и увидел, что мои однополчане чего-то страшно боятся. Чего? Вышел на белый свет, кинул взгляд на часы Спасской башни и ужаснулся:

— Господи! Я провел наедине с покойными наследниками князей и государей около двух часов. Что это за шуточки и как их изволите объяснить? — спросил у старшего в звании полковника. — На коленях просите прощения, не то сию же минуту позвоню коменданту Кремля (а комендант Кремля Николай Кириллович Спиридонов страшно справедлив был и неимоверно крут), и всем вам, а больше всех вам, товарищ полковник, ой как не поздоровится…

— Охолонь. Пожалей старика, — взмолился седой ветеран. — Ну какая тебе корысть? Заболтались и забыли. В голове не держали тебя пугать, и наказывать. Охолонь.

И я охолонул. Но не в склепе, а на самом что ни на есть сквозном ветру. Надо же, два часа вместе с покойниками и покойницами провел — и ничего. Даже во сне никто меня не потревожил. Добрые, видать, люди в гробы легли, и души их, чтобы меня не испугать, не захотели вступать с моей душой в контакт.

* * *

На Соборной площади раньше, да и теперь, производится развод караулов, занятия по строевой подготовке.

При Сталине эти церемонии происходили пренепременно с оркестром и песнями.

Украина дорогая, Белоруссия родная,

Наше счастье боевое,

Мы стальными штыками оградим…

И…

Стоим на страже всегда, всегда!

И, если скажет страна труда,

Прицелом точным врага — в упор.

Дальневосточная, даешь отпор!

Краснознаменная, смелее в бой!

Смелее в бой!..

И когда мы с песнями шагали по брусчатке, нет-нет да и отодвигалась занавеска у рабочего окна кабинета вождя. В окне возникал во всем величии Иосиф Виссарионович, а мы, равняясь направо, просто вбивали ногами камни брусчатки в землю.

Где-то теперь Украина дорогая? Флот Черноморский с нами делит? В Североатлантический пакт рвется… Охо-хо-хонюшки хо-хо!

…Не знаю, из-за чего у военнослужащих Отдельного полка специального назначения долгое время происходили разборки с сокольническими парнями, но ходить в. одиночку в этот парк становилось небезопасно не только рядовым и сержантам, но и офицерам. Гражданские ухари однажды так отделали командира третьего батальона на глазах подчиненных, что его друг командир полка, украинец по национальности, вывел подразделение на плац, построил коробкой и наглядный урок обучения провел следующим манером:

— Полк, смирно! Третий батальон, стягнуть капелюхи, заплющить вочи, склонить выи! Хай вісь полк баче, як вам соромно!

Занятия строевой подготовкой при моей службе в Кремле проводились иногда по шесть часов в день. Проснешься и от зари до заката вдалбливаешь брусчатку в грунт Соборной площади. Голова гудит, ноги подкашиваются, а стоящий перед тобою командир механически повторяет: