Вожди четвертого рейха - [13]

" А кто же еще ", - с гордостью подумал Штирлиц, со зловещей улыбкой доставая кастет.

- Ну вот, Мюллер, плюшки кончились, - зловеще сказал Штирлиц, протирая кастет сравнительно чистой тряпочкой. Ради Мюллера он пожертвовал своим носовым платком, постиранным всего лишь зимой сорок второго года.

- Ага, - сказал Мюллер, чувствуя, как намокают его любимые цветастые шорты.

- Ну вот, - сказал Борман, вылезая из-за мощного ствола пальмы, измазанный молоком и с кокосовым орехом в руках. Ему представилась сцена того, как ужасный Зубной Врач вставляет Мюллеру новые зубы, и он восторженно прикусил губу, представляя, какие муки должен испытывать при этом бывший шеф Гестапо.

- Здесь бить будем или за угол заведем? профессионально поинтересовался пастор Шлагг. - Здесь, - сказал Штирлиц, полируя кастет до хрустального блеска.

- Ребята, не надо, - Мюллер поправил намокшие шорты и, шмыгнув, вытер нос. - Я же не нарочно...

- И я, - сказал Штирлиц, применяя кастет. Мюллер с выдохом опустился на землю в кадке и выплюнул выбитый передний зуб.

- Вот видиф? - шепелявя, сказал он. - Ты мне опять жуб выбил...

- И еще выбью, - сказал Штирлиц, угрожающе придвигаясь ближе. - Чтоб ты знал, как надо помнить друзей детства.

- Я же помнил, - сказал Мюллер, делая честное лицо. - Я же не нарофно...

- Я вот тебе дам, - Штирлиц приготовился ударить еще раз, но пастор непроизвольно предотвратил избиение Мюллера, уронив сорванный с пальмы кокосовый орех в форме фляжки с пивом. Он и успокоил разбушевавшегося не в меру Штирлица.

- А что случилось? - как всегда, ничего не понимая спросил Мюллер.

- Ничего, - сказал Штирлиц на редкость спокойно, потирая возникшую на голове крупную шишку.

- Фтирлиц... - Мюллеру хотелось сказать Штирлицу что-нибудь приятное.

- Чего? - Штирлицу не хотелось бить Мюллера, потому что сильно болела голова.

- Профти меня, Фтирлиц... - Мюллер смущенно стал крутить пальцем правой руки в ладони левой и покраснел.

- Прощаю, - сказал Штирлиц, отбрасывая кастет подальше.

- Пофли, что ли, фтриптиф пошмотрим... - Мюллер пошел на примирение.

- Стриптиз? А что, можно, - Штирлиц, кряхтя, поднялся и, потирая затылок, отправился вслед за Мюллером.

***

Мюллер переоделся в костюм обергруппенфюрера СС и сидел в роскошном кресле, поигрывая повязкой со свастикой. Они вдвоем с Борманом предавались воспоминаниям, только Мюллер после выбитого зуба стал немного шепелявить.

- Помниф кабасек "Фри форофенка"? - спрашивал Мюллер.

- Помню, - Борман расплывался в улыбке. Протянутые веревочки действовали лучше всего в том самом кабачке.

- А Геббельфа помниф?

- Помню, - отвечал Борман, вспоминая, как прыгал Геббельс с гранатой в шароварах.

Штирлиц смотрел стриптиз и одновременно напивался. После шестнадцатого стакана он опьянел окончательно и принялся подпевать песню "Красотки кабаре", объясняющую, с какой целью эти самые красотки созданы. Штирлиц был и сам не прочь отцепить одну из них - благо, жены рядом не было.

- А помниф, как Фтирлиц Айфману жуб выбил? - спрашивал Мюллер, вспоминая сам, как вопил Айсман, получив такое удовольствие.

- Помню, конечно... Такой был зуб... - Борман навеял на Мюллера неприятные воспоминания о собственном выбитом зубе и тот нахмурился. Искоса поглядывая на Штирлица, Мюллер сунул пухлый пальчик в рот и с беспокойством ощупал то место, где находился предмет гордости одного из швейцарских стоматологов. В бывшем шефе Гестапо проснулась давняя злоба на Штирлица.

- Флуфай, Богман, - Мюллер заговорщески склонился к Борману и что-то сказал ему на ухо. Борман тут же скорчил недовольную физиономию.

- Штирлицу - веревки ставить? Не-е... Он и в глаз может дать... - Мюллер сделал жалобное лицо. - Ну ладно... Ничего плох... то есть, хорошего не общаю, но попробовать могу.

Забегая вперед, скажем, что Борман и не подумал ставить веревки Штирлицу, а в тот же вечер все доложил ему лично. Гнев Штирлица был безграничен. Подлая натура Мюллера заставляла кипеть его нордическую душу. Штирлиц рвал и метал и обещал сам себе, что набьет Мюллеру морду непременно. Борман радовался и втихоря потирал руки. Ласковый вечерний туман спустился на виллу Мюллера.

Сам Мюллер спокойно спал, с глубокой любовью прижимая к груди облезлого плюшевого медведя. Ему снился сон, как Штирлиц идет по одному из темных коридоров его Управления и совершенно внезапно для себя зацепляется за Длинную веревку и, падая, выбивает себе именно тот зуб, который выбил ему, Мюллеру. Воспоминание о зубе опять заставило Мюллера помрачнеть. Он сжал плюшевого медведя, медведь стал вырываться и пищать ( так как это был уже не медведь, а партайгеноссе Борман, пришедший вместе со Штирлицем на выполнение своего черного дела ). Мюллер пару раз врезал разбушевавшейся игрушке, Борман, всхлипывая, уполз от него подальше.

- Ну вот щас мы ему покажем, - Штирлиц держал в одной руке дерущегося во сне Мюллера, в другой подушку и фонарь. Мюллер вскрикнул от повышенной знакомости голоса и проснулся.

- Фефо покафем? - ему стало страшно и захотелось в одно место.

- Где закуска к пиву зимует, - Штирлиц выбирал кастет потяжелее. Мюллер задергался у него в руке, внезапно вырвался из ночной рубашки и удрал в недоверчиво потрескивающие джунгли.