А один раз в каждом из трех домов был накрыт ужин при свечах, но в положенный срок никто не вышел к столу, и свечи оплыли без всякой пользы; между тем на противоположной стороне улицы звякали подковы, набрасываемые на столбик, полным ходом шло (только надо было хорошенько прислушаться) перетягивание каната, и голос Эла Джолсона[35] время от времени заводил: «Бесчувственная Ханна, у ног ее Саванна — не думайте, что город вблизи Нью-Орлеана». От этого трое жен задолго до рассвета начали пересчитывать столовое серебро, точить ножи и принимать успокоительную микстуру.
Но последней соломинкой, которая сломала спину верблюда и разметала весь караван, стал такой случай. Как-то в августе, когда выдался невероятно душный вечер, мужчины принялись нырять под струи садового дождевателя и, заметив в распахнутом окне ближайшего дома головы жен, закричали:
— Давайте все сюда, водичка — что надо!
Окно яростно захлопнулось.
Да так, что целых пять цветочных горшков свалилось с крыльца, шестеро кошек, как угорелые, кинулись в разные стороны, а десять собак завыли — добро бы на луну, а то ведь на безлунное небо — и не могли угомониться до полночи.
