Вожделенное отечество - [17]

В джинсах было что-то невероятно, неприкрыто, безнравственно мужское — в этой строчке и молнии, заплатках, оттопыренных карманах...

Другая Алла, потрясавшая воображение мощной грудью, стала выдающейся поэтессой. Помню, как она, треща пуговицами лифчика и поводя воловьими глазами, жарила картошку и варила кофе в два часа ночи (кухни тогда ещё не запирали) на пятнадцатом этаже высотного здании МГУ, в то время как её подруга — Нина? Лена? — забыл, как её звали, — с риском для потомства сидя на каменном подоконнике, курила и играла на гитаре. Глаза её были подведены всегда, даже, возможно, раз и навсегда — так это было, крепко сделано.

Ещё у нас была Лина, феноменально некрасивая и компенсировавшая это мощным умом и деятельной страстью к творческой жизни.

— Заявление в партию надо писать синими чернилами, — сказал Вадим Дундадзе. — Это партийный цвет.

5 декабря 1966 года — через год после нашумевшего митинга диссидентов — на Пушкинской площади собрались пять тысяч стукачей и целый день проверяли друг у друга документы.

— Как колчушкой ни тряси, последние капли — в штаны, — говаривал Славик Брусилов, и это была сущая правда (хотя и прискорбная, конечно).

Ещё они с его другом Толиком Бормотовым выясняли вопрос, почему член всегда свисает в левую штанину. По теории Толи Бормотова, предки человека ходили без штанов, и, когда они гнались за мамонтом, то в правой руке сжимали дротик, потрясая им (откуда и произошла фамилия Шекспира — Потрясатель Копья), и чтобы член, болтаясь, не путался под ногами, его держали при этом в левой руке. Позднее ориентированность члена влево стала наследственной.

Гера Шуцман любил материться в сортире, когда Миша Смоляник оставался с бабой наедине в своей комнате. Герин голос гулко бился об унитаз, придавая любви студентов особую пикантность.

Когда Миша наутро укорял его, Гера всякий раз делал большие глаза и говорил:

— Откуда я знал, старик? Надо было предупреждать. Ты в следующий раз повесь на дверь записку: "Я с бабой"— и все.

На дверь туалета Гера привинтил упёртую им в бытность проводником вагонную табличку: "Во время стоянки пользоваться туалетом воспрещается", — содержавшую, в контексте мужского студенческого общежития, всем понятный намёк на эрекцию.

Гера был членом КПСС. Студент-старшекурсник объяснял это так:

— Фашистской партии у нас нет — вот он и вступил в коммунистическую.

О Шуцмане говорили, что он — единственный в мире еврей, напрочь лишённый интеллекта. Бывший матрос, боксёр, редкостный грубиян, он был широкогруд и широкоплеч, высок ростом, густо покрыт орангутанговой шерстью.

— Все: решил я не пить, не курить и с дамами дел больше не иметь, — заявил, проходя с чайником по коридору, заросший щетиной Федя Карпов.

— Нельзя, — остерёг Гера Шуцман. — Дамы узнают — морду набьют.

Однажды студентка Валя долго стучалась в запертую дверь мужского блока — хотела попросить конспект. Наконец дверь отворилась и на пороге предстал Шуцман, совершенно голый, окутанный клубами пара. Нимало не смутившись, он осведомился, что ей нужно, и, как истинный джентльмен, предложил войти.

У Геры было любимое выражение:

— Вот такой женщине я бы отдался.

На четвёртом курсе он сдружился с советским корейцем Серёжей Ке, который тоже был боксёром. Они развлекались тем, что в два часа ночи пели дуэтом, в сопровождении двух гитар, распахнув настежь окна, "Тройку", каждый в своей комнате: один на двенадцатом этаже, а другой — на четырнадцатом.

Шуцман уверял всех, что его отец — советский шпион, живущий в Западной Германии.

Отношение к личным драмам было у него житейским:

— А что? Жопа об жопу — и разошлись.

На старших курсах он долго подбирал себе невесту, все колебался в выборе между двух- и трехкомнатной квартирой. Наконец решился на трехкомнатный вариант, слегка прогадав при этом с фамилией жены, которую он взял взамен своей собственной. Звучала она все-таки по-еврейски, но была предпочтительнее, ибо содержала и некоторый намёк на Прибалтику.

— Даже такой идиот, как Шуцман,.. — так говорили у нас на факультете.

...В комнату вошёл Детинин — мужественный, с ёжиком серых волос, стальным взглядом и крепкой челюстью американского актёра, исполнявшего роль Спартака в только что прошедшем широкоэкранном боевике. Его чело омрачала мысль, которую он тщетно пытался отогнать от себя. Троекратно извинившись перед всеми, он обратился к Морковьеву, начав издалека:

— У Чехова в записных книжках есть рассказ про одного старика, у которого была большая борода. Однажды его спросили: когда он спит, куда кладёт бороду — под одеяло или поверх него? Старик не мог вспомнить. А когда лёг спать, положил бороду поверх одеяла — неудобно. Сунул под одеяло — тоже неудобно. Ворочался он, ворочался всю ночь — а наутро встал и сбрил бороду. Вот и у меня к тебе, Юра, похожий вопрос: ты, когда на унитаз садишься, конец на круг кладёшь или опускаешь вниз?

— Опускаю, — твёрдо ответил несколько растерявшийся Морковьев. Детинин задумался:

— Почему же тогда круг в этом месте все время мокрый?..

После чего, откланявшись, галантно удалился.

Комсорг Паша Куяров прославился на английском. Ему попалось в тексте слово "job" (работа). Паша читает: