Вождь краснокожих - [2]

Милях в двух от городишка была гора, поросшая густыми кедровыми зарослями. По ту сторону в горе этой была пещера. В этой пещере мы и приготовили запас провизии.

В один прекрасный вечер мы подъехали в кабриолете к дому Эбенезера Дорсета. Мальчишка болтался на улице и бросал каменья в кошку, сидевшую на противоположном заборе.

— Эй, малыш! — сказал Билль. — Хочешь прокатиться как следует и получить еще вдобавок мешочек леденцов?

Мальчишка чуть не угодил Биллю прямо в глаз обломком кирпича.

— Это будет стоить старику еще пятьсот долларов, — сказал Билль и вышел из кабриолета.

Мальчишка барахтался, как плюшевый медведь. Кое-как нам удалось запихать его на дно кабриолета, и мы погнали. Мы отвели его в пещеру, а лошадь привязали в кедровых зарослях.

Я вернул кабриолет в соседнюю деревню, за три мили, где мы его наняли, и вернулся пешком назад.

Билль наклеивал кусочки пластыря на свои царапины и синяки. За большим камнем, закрывавшим вход в пещеру, горел костер. Мальчишка, воткнув себе в рыжую свою шевелюру два пера, выдранных из хвоста сарыча[3] следил за кофейником, подвешенным над костром. Когда я подошел, он показал на, лежавшую около него дубинку и сказал:

— Проклятый бледнолицый! Как ты смеешь подходить к костру вождя краснокожих, грозы долин?

— Он, наконец, утихомирился, — сказал Билль, заворачивая штаны и осматривая кровоподтеки на своих ногах. — Мы играли в индейцев. Я старый зверобой и нахожусь в плену, у вождя краснокожих! На заре с меня снимут скальп. Чорт его дери! Этот мальчишка здорово лягается. Да, сэр, мальчишка прямо как сыр в масле катался. Это было так занятно для него — ночевать у костра в пещере, что он позабыл совсем, что он пленник. Он тотчас же окрестил меня Змеиным Глазом, объявил меня шпионом и приговорил меня к казни через поджаривание на медленном огне. Казнь должна была совершиться на заре, когда вернутся из похода его храбрые воины.

Мы сели ужинать. Мальчишка набил себе рот хлебом и ветчиной и начал болтать. Он произнес длинную речь, что-то в этом роде:

— Это здоровая штука! Я еще никогда не ночевал у костра. Но у меня был раньше ручной опоссум[4] — вот смеху-то было! Мне десятый год идет. Терпеть не могу ходить в школу. Крысы съели шестнадцать штук яиц у пестрой курицы Джимми Талбота… Настоящие-то индейцы водятся здесь в лесу? Дайте-ка еще ветчины. Правда, что ветер происходит от того, что деревья трясутся? У нас было пять собак. Почему у тебя такой красный нос, Зверобой? У моего отца денег куча… А что звезды, — они горячие? Я его два раза вздрючил в субботу, Эда Уокера… Терпеть не могу девчонок… Извольте ловить жаб веревочкой. Руками, вишь, нельзя. Быки тоже мычат? Нет? Почему апельсины круглые? У вас кровати там есть, в пещере? У Амоса Муррея шесть пальцев, ей-ей… Попугай умеет говорить, но обезьяна или там рыба не умеют… Сколько же это единиц в дюжине?

Каждые пять минут он вспоминал, что он кровожадный индеец, хватал свою палку, которая должна была изображать ружье, и отправлялся на цыпочках ко входу в пещеру — последить, не идут ли разведчики ненавистных бледнолицых. От времени до времени он испускал боевой клич, от которого старого Зверобоя передергивало.

Мальчишка с самого начала навел на Билля панику.

— Вождь краснокожих, — говорю я, — ты хотел бы домой?

— А зачем? — отвечает он. — Дома скучно. Терпеть не могу ходить в школу. Так гораздо веселее — ночевать у костра. Ты хочешь отвезти меня домой, Змеиный Глаз? Ну, не надо!

— Ладно, — говорю я. — Мы еще тут побудем, в пещере.

— Вот это чудесно! — говорит мальчишка. — Прелесть как хорошо! Я еще в жизни так не веселился.

Мы легли спать около одиннадцати. Мы разостлали несколько одеял и пледов и уложили вождя краснокожих посредине между нами. Мы не боялись, что он удерет. Он не дал нам спать битых три часа. Каждые четверть часа он вскакивал, хватал свое ружье и визжал мне или Биллю в ухо: «Сст… Товарищ!» Треснет где-нибудь веточка или хруснет листок — он вскакивает. В конце концов я заснул беспокойным сном, и мне снилось, будто меня похитил какой-то рыжий пират и приковал на цепь к дереву.

На заре я проснулся от ужасного визга Билля. Это не были крики, или восклицания, или вопли, или рев, или что-нибудь в этом роде, — хоть сколько-нибудь достойное голосовых связок мужчины. Это был неприличный, панический, унизительный визг женщины, увидевшей привидение или сороконожку. Это ужасная вещь — слышать бабий визг здорового, отчаянного, сильного мужчины на заре в пещере!

Я вскочил, чтобы посмотреть, в чем дело. Вождь краснокожих сидел верхом на Билле, запустив ему одну руку в шевелюру. В другой руке он держал острый нож, которым мы резали ветчину. Мальчишка, согласно приговору, произнесенному им накануне, приготовился содрать с Билля скальп.

Я вырвал у него нож и уложил его опять. Но с этой минуты Билль уже не мог притти в равновесие. Он лежал на своем месте, но не закрыл ни одного глаза, пока мальчишка лежал между нами. Я немножко вздремнул.

Но перед самым рассветом я вспомнил вдруг, что вождь краснокожих приговорил меня к сожжению на медленном огне и что казнь должна произойти на заре. Я не нервничал и не боялся. Но я встал, закурил трубку и прислонился к стене.