Вождь и призрак - [159]

— Уэлби.

Сев в «дакоту», которой предстояло преодолеть вторую часть пути, Линдсей был удивлен. Он уселся у окна, поскольку ожидал, что Пако сядет с Ридером. Но она молча уселась рядом с Линдсеем и пристегнула ремень.

— Надеюсь, я тебе не надоела? — пробормотала она, когда самолет под управлением нового пилота тронулся с места. — А то я могу и пересесть, тут полно кресел…

— Нет, сиди, пожалуйста. Я просто думал…

— Что я выберу себе в спутники Лена Ридера? Я по твоему лицу вижу, что ты так думал. Неужели ты до сих пор ничего, не понял?

— Я — тугодум, да?

Когда дело касалось женщин, Линдсей всегда робел. Его безумно страшила возможность отказа. Он подбил в Кенте и над Ла-Маншем шесть немецких самолетов, но в кое-каких вопросах был еще совсем юнцом и боялся высунуться из своей скорлупы.

— Да! — тихо, страстно прошептала Пако. — Ты — тугодум, а девушки не любят все решать за мужчин…

— Но ты же сказала…

— Я помню, что сказала тебе в Югославии… но тогда ведь казалось, что у нас нет шансов выбраться оттуда живыми… И потом, я тебе говорила, что не доверяю Ридеру? Это действительно было так! Мне хотелось быть уверенной, что в нашу среду не затесался провокатор.

— Провокатор?

— О Господи! Немец, прикидывающийся англичанином! Они уже прибегали к подобной тактике, и последствия были для нас плачевными. Вспомни, я ведь училась в Англии и много знаю о твоей стране. Вот я и старалась использовать свои знания, чтобы проверить Ридера, попытаться его подловить. А девушке это сделать проще, если притвориться неравнодушной к мужчине… он может тогда потерять бдительность. Боже мой, Линдсей, порою мне кажется, что ты совсем тупой…

Пако положила свою маленькую ладошку на его руку. Линдсей повернулся и поглядел на Пако. На ее лице играла прелестная полуулыбка. Зеленые, полузакрытые глаза тоже улыбались. Пако склонила голову на его плечо.

— О Линдсей, Линдсей! Какой же ты дурачок!..

— Да, совсем тупой, — согласился он. — Я глуп, как пробка…

Он буквально захлебывался от чувств, которые не мог выразить словами. Линдсей взял Пако за руку, казавшуюся совсем крошечной, и крепко сжал ее, с трудом переводя дух. Девушка поняла его…

— Линдсей, ты возьмешь меня в Лондон? Я хочу еще раз увидеть Грин-Парк.

— Да-да, Грин-Парк… ты права!

— Там у пруда гуляют такие большие птицы, очень смешные… У них огромные-преогромные мешки…

— Ага, это пеликаны. Только они разгуливают по Сент-Джеймскому парку. Я покажу тебе весь Лондон. А потом мы поедем за город.

— С удовольствием. — Пако повернула к нему лицо, и ее волосы пощекотали Линдсею щеку. — Я знаю одну деревушку в Суррее, возле Гилдорда. Там кругом холмы, холмы…

— Ты про Пислейк?

— Ну, вот, ты тоже знаешь это место. — Пако выпрямилась и просияла. — О, как чудесно! Я никогда больше не вернусь в Югославию. Знаешь, у меня ведь двойное гражданство, английский паспорт…

— Я не знал… Ты мне не говорила. Это облегчает дело. У тебя не осталось родственников в Югославии?

— Нет, никого. Я была единственным ребенком, так что, когда мои родители погибли во время бомбежки в Белграде, я оказалась совершенно одна. — Пако взяла его под руку. — Учти, я не выпущу тебя из виду, пока мы не доберемся из Лондона. Наверно, я веду себя как дешевка? Ну и пусть! Мне все равно…

То недолгое время, что «дакота», мерно урча, летела в Палестину, они были очень, Очень счастливы. Через проход от них, у окна сидел Ридер, который невольно слышал большую часть их разговора, потому что обладал удивительно острым слухом.

Ридер упорно смотрел в иллюминатор на море, над которым они летели почти постоянно. Он был уверен, что Линдсей и Пако даже не подозревают, что летят над Средиземным морем. Как она повторяла: «Мне все равно!»

Пако испуганно прикрыла рот ладонью.

— Господи, я, по-моему, кричу? На весь самолет, да?

— Ага. Наверно, все слышали. Но мне тоже наплевать. Только знаешь что? Пока мы не добрались до Лондона, нам хорошо бы разделиться.

— Почему?

— Так безопасней. Я должен до конца выполнить задание. Кстати, я вспомнил, что мне нужно сказать пару слов Ридеру. Я ненадолго…

— Пожалуйста, не вставай, я и так пройду… — вставая, Линдсей оперся о колено Пако и не сразу убрал руку.

Усевшись рядом с Ридером, он отвернулся от девушки, чтобы она не могла уловить даже обрывков его разговора с майором службы безопасности. Линдсей вынул из кармана дневник в кожаной обложке.

Это строго между нами, Ридер. Сохранить дневник жизненно важно. Я, конечно, держу всю информацию в голове, но если мне не суждено добраться до Лондона, хорошо было бы спрятать дневник в каком-нибудь безопасном месте. А то получится, что мы зря терпели все лишения. Мне бы этого не хотелось…

— А что именно я должен сделать?

— Вы тоже уязвимы. Вы не знаете кого-нибудь в Палестине, кому можно доверять, по-настоящему доверять? Я бы оставил у него дневник, а потом прислал за ним…

— Я знаю одного штатского… Его зовут Штейн. Он торгует бриллиантами. Для таких людей честность — залог успеха. И он не связан ни с одной из еврейских банд. Вы можете доверить ему свою жизнь…

— Вполне вероятно, так все и будет…

Отойдя от Ридера, Линдсей встал в проходе, и тут к нему подошел Гартман. Немец сказал, что хотел бы побеседовать с ним с глазу на глаз. Они выбрали два кресла, стоявшие немного особняком, и Гартман начал говорить по-английски: