Вождь гверильясов - [10]

Один из мертвецов лежал так близко от входа в палатку, что лучи полного месяца, свободно проникавшие через откинутый полог, падали прямо на его лицо. Это был человек могучего сложения, безжизненные черты которого все еще сохраняли поразительную красоту. Я невольно залюбовался темно-оливковым цветом его лица, безупречно правильными чертами, черной как смоль бородкой и небольшими усами. Костюм его представлял странную смесь статского платья и военного, но, по знакам отличия на эполетах, мне стало ясно, что передо мною дивизионный генерал. Впоследствии я узнал его имя. Это был генерал Васкец, один из самых отважных наших противников, до последней минуты мужественно защищавший свою позицию на вершине Телеграфного Холма. Пуля, попавшая ему в живот, оборвала и жизнь его, и блестяще начатую карьеру. Он умер вскоре после того, как его перенесли в палатку.

Доблестному мексиканцу даже не сделали перевязку. По всей вероятности, положение его было признано безнадежным. К тому же во время паники, всегда сопутствующей беспорядочному отступлению, на раненых, даже в том случае, когда они принадлежат к высшему командному составу, обращают чрезвычайно мало внимания.

Брюки Васкеца были немного спущены - очевидно, кто-то все-таки осматривал рану. Небесно-голубой мундир пестрел пятнами засохшей, почерневшей крови. Ее неприятный, едкий запах отравлял воздух.

Я собирался уже выйти из палатки, в которую вошел, привлеченный благородной наружностью этого мертвеца, как вдруг одно странное, даже больше поразительное обстоятельство пригвоздило меня к месту.

Тело мексиканского генерала лежало на земле, голова была приблизительно на середине палатки, а ноги высовывались наружу. Ноги-то и привлекли мое внимание. При виде своеобразных сапог, в которые они были обуты, я невольно наклонился, чтобы рассмотреть их. Такие изящные желтые сапоги носили щеголи времен Карла II. В наши дни их можно изредка видеть только на сцене. Блестящие шпоры ярко сверкали при лунном свете.

Если бы я не видел только что человека, которому принадлежала эта странная обувь, я подумал бы, что в палатке покоился какой-нибудь рыцарь былых времен. Взглянув на эти необычайные сапоги, я захотел посмотреть и на их владельца.

Но то поразительное явление, которое заставило меня замереть в неподвижности у выхода из палатки, бросилось мне в глаза уже после того, как я внимательно оглядел Васкеца.

Чтобы выбраться из палатки, мне нужно было пройти вплотную мимо трупа и даже перешагнуть через него. Я уже проделал это, когда входил в палатку. Не успел я, однако, на этот раз занести ногу, как мне почудилось, что покойник шевелится.

Крайне изумленный, я отдернул ногу и остановился. Мне стало немного страшно.

В следующий момент испуг, охвативший меня, перешел в настоящий ужас. Это не было плодом фантазии или обмана зрения: труп действительно шевелился.

Если бы я даже не видел его движения, изменившаяся поза мертвеца все равно убедила бы меня в том, что это не галлюцинация. Голова, первоначально покоившаяся на середине палатки, лежала теперь значительно ближе к холщовой стене. Мало того, она медленно, но явно подвигалась к входному отверстию.

Последние мои сомнения рассеялись, когда я увидел, как все тело мертвеца рванулось вперед.

Я не был в состоянии остаться дольше в палатке и одним прыжком выскочил из нее.

Как только я очутился на свежем воздухе, подмеченное мною явление перестало казаться мне сверхъестественным. Все сразу стало ясно: какой-то человек снимал с генерала Васкеца сапоги!

Со стыдом узнал я американского стрелка.

Должен сказать, что негодяй неоднократно подвергался наказанию за различные преступления, а впоследствии во время одной из битв предательски выстрелил мне в спину.

- Лаундрих! - воскликнул я.- Какая низость! Как ты смеешь грабить мертвеца!

- Да ведь он мексиканец, наш враг!

- Подлец! Немедленно прекратить это гнусное занятие! В противном случае я накажу тебя так, что ты позавидуешь участи человека, к благородным останкам которого ты осмелился прикоснуться. Прочь отсюда! Прочь, говорю я!

Мародер неохотно исполнил мое приказание. Он казался крайне раздосадованным.

Никогда еще я не испытывал такого желания убить своего ближнего, как в эту минуту.

И это избавило бы меня от тяжелой раны и нескольких серьезных неприятностей, виновником которых был не кто иной, как Иоганн Лаундрих.

Глава VIII

ПРИЯТНОЕ ОТКРЫТИЕ

Происшествие, о котором я только что рассказал, заставило меня на некоторое время забыть о моей палатке и о двух случайных ее обитателях.

Но только на некоторое время. Вскоре перед моим мысленным взором снова встал прелестный образ Лолы. Томление по ней с новой силой охватило меня.

Уступая чувству, в котором я едва еще отдавал себе отчет, я вернулся к ряду палаток, еще недавно служивших местопребыванием мексиканского главного штаба.

У входа в мое временное жилище я остановился.

Если бы раненый еще спал, я, пожалуй, не решился бы беспокоить его, но он уже проснулся и разговаривал. Собеседником его не мог быть никто иной, кроме Лолы.

Но я все-таки еще колебался. В то время как я размышлял, следует мне войти или нет, часть диалога, происходившего между молодым харочо и его подругой, невольно донеслась до моего слуха. По уже знакомому мне имени, упомянутому Калросом, я догадался, о чем идет речь. Это было имя Рамона Райаса.