Воздушные замки. Тайны прошлого - [40]

В одном из этих прохожих Гонсала узнала Отавиу Монтана и, выйдя из машины, окликнула его. Отавиу в ответ улыбнулся, но вид у него был смущенный, потерянный.

— Ты не узнаешь меня? — догадалась Гонсала.

— Узнаю улыбку и доброту. Но, если честно, не припомню, откуда я тебя знаю.

Я Гонсала, жена Сан-Марино.

— Гонсала! Ну, конечно же! — радостно воскликнул Отавиу. — Я чувствовал, что мы знакомы. Ты была очень добра ко мне.

— Ты прекрасно выглядишь, у тебя здоровый вид! — заметила она.

— Внешность обманчива. Как видишь, память подставляет мне подножку.

— А прошлое ты вспомнил?

— Нет, к сожалению. Пока нет, я вот смотрел на море и вспоминал стихи — тоже, кстати, не помню, чьи: «Между мною и любимой — тьма вздымается сейчас, океан неодолимый магией соединяет нас».

— Как красиво, Отавиу! — восхищенно произнесла Гонсала.

— Я думал о Еве, моей жене, — Пояснил он. — Наверное, она сейчас по ту сторону океана. Если бы она была по эту сторону, то давно бы приехала.

— Ну да, конечно!

— Как странно, я читаю на память стихи, а вот кто ты вспомнить не смог... Подожди-ка! — раскрыв свою тетрадку и найдя нужную страницу, Отавиу прочитал вслух — Гонсала, жена Антониу Сан-Марино. Двое сыновей. Арналду старший, Тьягу — младший. Любезно пригласили меня на ужин, чтобы отметить мое выздоровление. Подавали прекрасный мантовый мусс. Нотабене: Не забыть попросить рецепт. Видишь, я все про тебя знаю!

Его по-детски непосредственная запись и такое же поведение тронули Гонсалу до глубины души. У нее даже слезы навернулись на глаза — от сочувствия к этому взрослому мужчине, похожему на ребенка.

— Я обязательно спрошу рецепт мусса у Ирасемы! — пообещала она. — Хочешь, поедем к нам прямо сейчас, а потом я отвезу тебя домой.

— Нет, я устал, — признался Отавиу. — Подбрось меня лучше сразу до моего дома, а там мы сможем попить с тобой кофейку. Знаешь, сейчас появились такие машины, которые делают очень крепкий кофе, экспрессо называется.

Гонсала приняла его приглашение, и Отавиу был очень горд тем, что сам смог приготовить для нее экспрессо.

— Говорят, я раньше был хорошим поваром, имел собственный ресторан — сказал он, усаживаясь за столом напротив Гонсалы. — Мне и сейчас нравится, но эти современные кухонные машины постоянно сбивают меня с толку. Вообще меня поражает нынешний ритм жизни. Все куда-то спешат, бегут... Вы все живете экспрессо! А каждого в конце ждет только одно — смерть!

— Это верно, — печально покивала головой Гонсала.

— А ты любишь готовить? — спросил ее Отавиу.

— Раньше любила. А в последнее время уже и не знаю, что я люблю, чего хочу, и вообще — кто я такая... Извини! Сама не понимаю, как у меня это сорвалось!

— Ничего-ничего, я же твой друг, — напомнил ей Отавиу, — И твои ощущения мне хорошо знакомы. Выходит, ты тоже была вне времени, как я?

— В некотором смысле. Мне кажется, я проснулась совсем недавно. Как ты!

— В таком случае у нас одна цель — узнать, кто мы, — вполне серьезно произнес Отавиу, и Гонсала охотно его поддержала.

Пока они пили кофе и беседовали, домой вернулась Жулия.

Гонсала внутренне сжалась, но лишь на мгновение, потому что Жулия заговорила с такой же искренностью и непосредственностью, как и ее отец:

— Очень рада вас видеть! Как здорово, что вы к нам приехали! Я хочу лично поблагодарить вас за дом, и вообще за все, что вы для нас сделали.

— Я не имею никакого отношения к тому дому. Это все Сан-Марино...

У Вас благородный муж. Отказаться от такого дома! Я обязательно заплачу вам за него, как только буду в состоянии!

— Не беспокойся, — улыбнулась Гонсала, проникаясь все большей симпатией к Жулии. — дом все равно пустовал. И потом, это же дом вашей Семьи!

— Да, ваш муж говорил мне, что он так и не решился продать этот дом или сдать внаем. Ему все казалось, что в один прекрасный день туда вернется мой отец. Это огромное счастье — иметь таких друзей, как вы!

Тьягу больше не мог оставаться один на один со своими тяжкими душевными переживаниями и решил открыться давнему школьному другу, Сержинью.

Произошло это как-то само собой, Тьягу и не от себя, что способен на такую откровенность. Сержинью пришел к нему с новым диском, они молча слушали музыку, как вдруг Тьягу прорвало: он заговорил о своей любви к Сели, о ее намерении стать монахиней, о той нестерпимой боли, которую носил в душе.

Сержинью отнесся к откровениям друга с большим сочувствием, утешал его, как мог, говорил, что Сели еще может передумать, а когда увидел слезы в глазах Тьягу, то просто подошел к нему и обнял как брата.

— Перестань, не надо так переживать, говорил он, а Тьягу отворачивался, пряча от него глаза, полные слез.

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату сына вошел Антониу.

— Что здесь происходит?! — закричал он в ярости. — Какой позор! Какая мерзость — мой сын обнимается с мужчиной!

Слезы на глазах Тьягу мгновенно просохли. Обернувшись к отцу, он заговорил с ним так, как говорят со слепыми:

— Папа, это Сержинью, мой школьный друг. Ты его знаешь, мы учимся с ним в одной группе. Никаких мужчин здесь нет.

— Я и сам это вижу. Спасибо, что поправил меня. Вы оба не Мужчины!

— Папа, ты не имеешь права так оскорблять меня, а тем более Сержинью!