Воздушные замки. Соперники - [59]

Но был и другой вариант. Впечатлительный, легко возбудимый Отавиу очень просто мог стать орудием в чужих недобросовестных руках. Его можно было спровоцировать, сделать послушным инструментом. А потом, уже, поняв, как постыдно его использовали, Отавиу мог расплатиться за свое открытие тяжелой психической травмой и даже многолетней блокировкой памяти...

Да, много темного и непонятного таила в себе эта история. Но чем темнее она казалась, тем больше хотелось разобраться в ней Шику.

«И все-таки, — подумал он в очередной раз, — неплохо бы поговорить с самим Отавиу, расспросить его о встрече с Арантесом. О чем они говорили? Что тот успел сказать ему? Судя по нормальному состоянию Отавиу, ничего. Может быть, этот разговор прольет свет на многое, из-за чего я вынужден ломать голову?..»

А пока, слушая Торкуату, Шику убедился в одном: разговор об убитом адвокате нисколько не смущал помощника Сан-Марино, но повторял он уже устоявшуюся точку зрения, сложившуюся версию, которую Шику слышал даже от Жулии.

С Жулией Шику предпочитал не говорить о своих изысканиях, она была резко против них и всякий раз отговаривала его, всячески защищая Сан-Марино. Шику страшно не нравилась привязанность Жулии к человеку, которому он сам не только не доверял, но и подозревал, что именно он и был причиной многих бед семейства Монтана.

Первоначальная радость от чудесного появления Торкуату исчезла. Оно уже казалось Шику не чудесным, а скорее — подозрительным. Собственно, эта встреча ничего не прояснила, не навела на след, не принесла ничего нового...

— И все-таки мы должны с ним общаться, — сказал Шику вечером Раулу, когда они собирались ложиться спать, обсудив итоги прошедшего дня. — Вдруг, да и выудим из него что-нибудь интересное. И потом, стоит следить за ним, я уверен, что мы рано или поздно наткнемся на что-нибудь интересное.

— А я уверен, что его подкинули нам как живца, чтобы мы заглотили его и сели на крючок, — с усмешкой высказал предположение Раул.

— Очень может быть, — согласился Шику, — но мне кажется, у нас достаточно сил, чтобы в нужный момент хорошенько рвануть и уйти с крючка!

— Да, даже порвав себе губу или жабры, — кивнул Раул.

Глава 17

Сан-Марино чувствовал вмешательство в свои дела Шику Мота, и оно ему было до крайности неприятно, да и сам молодой человек был неприятен до крайности, и, если говорить честно, уже давно, а если говорить еще честнее, то с празднования их с Гонсалой серебряной свадьбы, именно тогда Антониу впервые заметил, до какой степени этот шелкопер занят Жулией Монтана. Однако в те времена Жулия была совершенно равнодушна к своему поклоннику, и Сан-Марино еще кое-как мирился с наглым молодчиком, который постоянно лез на рожон. Но теперь, похоже, отношения молодых людей изменялись к лучшему, они стали, чуть ли не женихом и невестой, и вот уж этого Сан-Марино стерпеть не мог. Как же ему хотелось скрутить нахала в бараний рог! Стереть в порошок! Уничтожить!

Уничтожить, потому что купить его он не смог, а пытался. Так что Мота сам выбрал свою судьбу. И это к лучшему. Сан-Марино все равно не стал бы его у себя терпеть.

Но для того чтобы уничтожить человека, нужны основания. Попробуй, тронь без этих самых оснований любого писаку, такой шум поднимется, столько грязи прольется, что потом и захочешь, не отмоешься.

Учитывая предвыборную кампанию, лишних скандалов Сан-Марино не хотел.

Приходилось ждать, а что-что, но ждать старый волк умел. Вот он и ждал, терпеливо, настойчиво, держа нос по ветру, следя, чтобы ни одна из намеченных жертв не ушла слишком далеко, чтобы каждая из них стала в свой час его добычей. Теперь, понял Сан-Марино, настал его час: он справился с одним своим врагом и мог совершенно спокойно расквитаться со следующим. Для этого, наконец, появились вполне объективные основания — молокосос в очередной раз полез на рожон, и Сан-Марино непременно должен был, просто обязан его проучить.

Антониу нисколько не боялся расследований Шику, он слишком хорошо умел прятать концы в воду, чтобы бояться какого-то молокососа. Бояться можно было Элиу, но теперь и этот онемел навек. Мог Антониу навредить Торкуату, который знал слишком много. Хотя шофер был бы всерьез опасен лишь в том случае, если бы знал, и только, но, будучи непосредственным участником всех боевых операций, будучи их главным исполнителем, он рисковал слишком многим, если бы всерьез принялся вредить Сан-Марино. Антониу не боялся и его, Торкуату был старым облезлым псом, который, может быть, и хотел бы порой укусить хозяина, но подрастерял все свои зубы.

После разговоров с Гонсалой Сан-Марино понял, что своим окончательным решением расстаться с ним Гонсала обязана Торкуату.

Оказавшись в тюрьме, он впал в панику, как все малодушные люди, и принялся искать себе новых союзников и поливать грязью бывшего шефа, которому до той поры был, казалось, бесконечно предан. Он рассказал Гонсале о присвоенных капиталах старого Григориу и о связи ее мужа с Евой. Он готов был рассказать и много больше, лишь бы кого-то заинтересовать собой, лишь бы не остаться без помощи.

Он не сомневался, что Сан-Марино задумал сгноить его в этой тюрьме, и искал себе союзников. Много чего порассказал Торкуату и Ирасеме. Он всячески обхаживал молодую женщину, склоняя ее к замужеству, обещая заботиться о ее малыше как о собственном сыне, обещая любовь, ласку и заботу обоим.