Воздушные замки. Соперники - [51]

Отавиу печально опустил голову. Еще совсем недавно он бросился бы с кулаками на каждого, кто позволил бы себе хоть одно неуважительное слово по отношению к его святой любви, к его божеству, но теперь… Теперь он вынужден был признать правоту Сан-Марино.

— А кому же тогда было написано письмо, в котором она предлагала побег? – спросил Отавиу.

Он вдруг понял, что ему стало тяжелее от того, что соперником оказался не Сан-Марино, человек, которого он знал с детства, к которому был привязан и, в конце концов, любя обоих, мог даже понять их чувства… Но кем же был этот другой, совсем неведомый, чужой, кого знала только его жена и кого она предпочла им обоим?

— По поводу письма я тебе ничего не могу сказать, — вздохнул Сан-Марино, — это было уже совсем другое время. Я его не получал. Судя по всему, его вообще никто не получил. И скажу тебе прямо, в это время я уже никогда бы не бросил Гонсалу и детей.

Так, значит, у Евы был еще один любовник?

Отавиу опустил голову еще ниже. Ах, Ева, Ева! Зачем же ты это сделала? Почему если не сохранила любви, то не позаботилась о своем добром имени?

А Сан-Марино словно бы подвел итог его горькому сетованию.

— Отавиу, — проникновенно сказал он, кладя руку ему на плечо, — эта женщина сначала предала меня, потом тебя… Не воскрешай ее тени, не позволяй ей вторгаться в нашу жизнь, в нашу дружбу. Она не должна помешать нашему братству, дороже которого у нас нет ничего на свете. И если я причинил тебе боль, то сделал это помимо своей воли, глубоко раскаиваюсь в этом и прошу у тебя прощения.

Сан-Марино вопросительно смотрел на Отавиу.

Ох, как тому было тяжело! Лицо у него было напряженное, печальное, расстроенное. Сан-Марино говорил так убедительно, но что-то мешало Отавиу отнестись к его словам с полным доверием. Но поверить так хотелось, и он произнес:

— Мое нечего тебе прощать. Ты прав, наша с тобой дружба, пройдя через все испытания, станет для нас еще дороже.

И Отавиу, не глядя на Сан-Марино, заторопился к выходу.

Если бы он видел Сан-Марино, который лихорадочно шагал, глядя па портрет Евы:

— Прости, любимая, мое пришлось оклеветать тебя, но ты же видишь, что я сделал это для пользы дела, что не мог поступить по-иному и добился того, чего хотел. Ты бы поняла меня. Мы всегда понимали друг друга, и ты тоже никогда не стеснялась в средствах, когда добивалась того, чего хотела...

Да, если бы Отавиу видел эту сцену, сомнения его развеялись бы. Он понял бы, что мешало ему довериться Сан-Марино. Но стало бы ему легче? Бог весть. И может быть, лучше, что он уходит если не с уверенностью, то с надеждой, что его друг детства ему самый настоящий друг...

Однако чем дальше удалялся Отавиу от дома Сан-Марино, тем громче звучал в нем голос сомнения. При Сан-Марино этот голос словно бы не чувствовал себя вправе заявить о себе и, стесняясь, прятался в уголок, но как только Сан-Марино не было поблизости, он говорил, и с каждой секундой все настойчивее.

Не в силах больше мучиться, Отавиу высказал все, что было у него на душе, Алексу, когда они сидели вместе, и вокруг больше никого не было.

Алекс сумрачно взглянул на Отавиу.

— Я уже довольно врал, — сказал он, — больше врать не буду. Да, так оно и было, твоя жена и Сан-Марино были любовниками.

Что-то вроде дрожи пробежало по телу Отавиу, но, как ни странно, боли он не испытал. Любовь к безупречной, прекрасной Еве умерла в нем, очевидно, тогда, когда он сжег се свадебное платье вместе с фотографией и согласился, наконец, с тем, что его жена мертва.

Алекс с беспокойством смотрел на друга — только бы ему не стало плохо! Иначе он никогда себе этого не простит!

— Сейчас это не имеет никакого значения, — прибавил он, — Все быльем поросло. Важно только доброе имя доны Монтана, и будь спокоен,  я никогда не брошу на нее тень. Ради наших любимых девочек.

— Ты прав, — согласился Отавиу на удивление спокойно.

Правда и впрямь успокоила его. Не нужно было метаться, искать... Вот только все вокруг показалось вдруг пресным, безвкусным, неинтересным... Все словно бы выцвело, обесцветилось…

Отавиу понурился, словно бы засыпая. Еще секунда, и он, может быть, вернулся бы в полусонный мир беспамятства.

Но тут входная дверь распахнулась, и дробно застучали каблучки Бетти.

— Сели! Жулия! — позвала она.

Отавиу вскинул голову, глаза его оживились. Рядом с ним были его любимые девочки. Ради любимых девочек стоило жить.

Глава 15

Бетти поднялась к себе в спальню, села на кровать и задумалась. Настроение у нее было хуже некуда. Она чувствовала себя и обиженной, и униженной и не знала, что предпринять дальше. После прогулки с Арналду, еще сидя в машине, она сказала ему, что ждет ребенка.

После того как он сделал ей предложение, она яс сомневалась, что ее сообщение ускорит свадьбу, и мысленно готовилась к хлопотам, они должны были обсудить многое — в какой церкви венчаться? Бетти предпочитала церковный брак. Кого приглашать? Где устраивать свадьбу? И как поведут себя в свете новых и радостных событий Гонсала и Сан-Марино? Может быть, помирятся?

Сама Бетти была не слишком довольна этим неожиданным для нее поворотом. Она не собиралась заводить в ближайшее время ребенка, ей хотелось пожить для себя вольготно, комфортно, со вкусом. К тому же она предполагала, что в ближайшее время у нее будет работа фотомодели, так что портить фигуру ей совсем было ни к чему. Но судьба распорядилась иначе, и Бетти смирилась. Она прекрасно понимала, что никогда не пожертвует ребенком ради любой, даже самой блестящей карьеры...