Воздушные шары Сальви-Крус - [43]

— Что ты говоришь? — не разобрав ее лепет, спросил он. — Ну, пошли, пошли…

Но ощущение невнятной тревоги, мобилизующее даже ослабевший организм к обороне, уже овладело Лигой.

— Э, нет! — протянула она, превозмогая своевольное нежелание языка выговаривать слова, и покачала пальчиком у Гоги перед носом. — Уже поздно, девушке пора баиньки…  Проводи меня домой. Пожалуйста…

На улице было душно. Вечер был уже достаточно поздним, но прохлады все не было. Накалившиеся за долгий солнечный день дома и камень мостовых спешили испустить накопленное тепло в пространство, предполагая, видимо, что завтрашний день принесет его никак не меньше. И все же, от легкого колебания чистого ночного воздуха, которое при желании можно было принять за ветерок, в голове у Лиги слегка прояснилось, и она ясней увидела окружающее ее пространство.

— Мы идем ко мне, — напомнил о своем предложении Гога. — Я тебя отведу, мой дом неподалеку, там, за каланчой. Он махнул рукой в сторону башни.

— И не каланча это вовсе, а башня! — запротестовала Лига. — Я тоже…  недалеко, близко, то есть…  там, за сквером живу. Проводи же даму, ваше величество!

Лига сделала шаг, но земля ушла куда-то из-под ее ног, и она, для сохранения приемлемого для ходьбы положения тела, ухватилась за Гогу рукой.

— Почему земля такая мягкая? — удивилась она. Ей было весело, она все время тихонько хихикала, в то же время душа ее раскрылась и возлюбила весь мир.

— На болотах живем, — вздохнул в ответ Гога и сосредоточенно нахмурился. — Ну, пошли провожаться.

Они пересекли улицу и вошли в сквер, совершенно разомлевший в истоме летней ночи. Лига быстро освоилась с непривычным поведением почвы под ногами, и, хотя ее продолжало пошатывать из стороны в сторону, держась за Гогу, шла достаточно уверенно. Но ее стало подташнивать, и кроме того, она быстро ослабела.

— Гога, ты слышишь меня? — позвала она его так, словно он был где-то далеко, за деревьями. — Я устала. Пошли, я покажу тебе мою любимую скамейку. Мы посидим, и я отдохну.

С неожиданным упорством она потянула его в боковую аллею и повлекла за собой в ее мерцающую темноту.

— Э, да ты, девочка, решила побуянить! А ведь кому-то пора домой. — Гога совсем не возражал против небольшой смены курса, но Лига этого не видела.

— Ничего, мы только на минутку присядем и сразу пойдем, — уговаривала его она.

Добравшись до заветной скамейки, Лига с облегчением откинулась на ее спинку и с видимым удовольствием вытянула уставшие, гудящие ноги. Все-таки и молодым ножкам нужен отдых.

— Как чудесно! — воскликнула она и, широко раскинув руки, обняла бесконечное пустое пространство, которое объединяло в себе и спящий вокруг город, и небо над ним.

Тишина накрыла их своим покрывалом и ватными тампонами полезла в уши. Над землей, над деревьями, над всем невидимым, но существующим миром висели звезды. Слившийся со звездным, свет дальних окон и фонарей пробивался к ним сквозь листву, не освещая, но лишь маскируя предметы.

Иллюзия полета сквозь ночь и пустоту.

Но где бы взять крылья?

А где-то ведь была, существовала совсем другая жизнь, та, что была прежде, но сейчас отделилась и стала чужой. В той жизни не спала и вздыхала тревожно мама, и хмурился отец…  Странно, как все теперь далеко, как неощутимо…  И неважно? Голова шла кругом.

Неожиданно — ну, не так, чтобы уж слишком неожиданно — Гога обнял ее и стал целовать — в губы, лицо, шею и даже в грудь, насколько то позволял вырез ее платья. Пушистые его усы щекотали кожу. Лига радовалась этому приятному обстоятельству и, улыбаясь во тьме, прижимала к себе его голову и отвечала слабыми поцелуями наугад, куда-то в его жесткие, пахнущие незнакомым парфюмом волосы.

«Мой, — думала она, — теперь уж точно мой…».

Понежившись в облаке наслаждения еще немного, Лига подумала, что для первого раза дозволенного вполне достаточно.

— Хватит! Ну, хватит, Гога! Перестань! — сказала она. — В другой раз как-нибудь…

Она попыталась отстранить его от себя, оттолкнуть двумя руками, но не тут-то было. Силенок у нее явно не хватало, а Гога ее словно не слышал. Лига вдруг почувствовала, что ее кавалер дрожит и вообще находится в крайней степени возбуждения. Она никогда не встречала мужчин в таком состоянии, и потому испугалась. Дрожа и обволакивая ее вязкими объятиями, Гога устремился к какой-то своей цели, о которой Лиге и подумать было страшно.

Он ловкими пальцами расстегнул пуговки на ее платье, едва не поотрывав их с мясом от нетерпения. От жесткого касания к груди посторонних рук волна неведомых ощущений охватила Лигу, и она почувствовала, что теряет последние силы и сознание происходящего. Она попыталась рвануться последним напряжением воли, но Гога не позволил, он схватил ее крепче, закрыл усами ход ее крику. Он стал клонить ее на скамейку, опрокидывая навзничь, подминая под себя. Рука его скользнула по ее обнаженной ноге под платье, и она почувствовала, как под его жадно рыскающей обжигающей ладонью вскипело молоко ее живота. Лига чувствовала, что он пытается ее раздеть и понимала, что если это случится, она сойдет с ума или умрет. «Что же это? Что же?» — бешено вертелся в голове ее вопрос. На грани безумия, извернувшись каким-то по-звериному исступленным и резким движением, она на мгновение освободилась от гнета и укусила Гогу за губу, прямо через усы. Он отстранил лицо в сторону и шепотом грязно выругался.