Воздушные шарики запрещены - [8]

На дворе лето, солнце и воскресенье.

Я устроился за столиком в нашем саду с сегодняшним номером «Политикен» и чашкой кофе. Анника ходит по участку и что-то приводит в порядок. Сад должен выглядеть на пять баллов, потому что Анника решила отмечать свой день рождения у нас дома. Тут, в приватной обстановке, будет гораздо уютнее. Я спросил, уж не думает ли она праздновать в нашем маленьком садике? Она думала именно так. Ты же сам был не в восторге от «Монса», ответила она.

В газете прекрасная статья на целый разворот обо мне и моем исследовании. С утра пораньше я съездил в Копенгаген, чтобы купить номер. Анника и дети не захотели составить мне компанию, хотя, в общем-то, и бог с ними. Я подумываю, не вырезать ли мне свой портрет и не повесить ли в рамке у себя в кабинете.

В статье есть несколько небольших неточностей, но не станем придираться. Зато снимок хороший. Фотограф хотел снять меня стоящим на фоне книжной полки в гостиной. Я сначала был против, мне казалось, что это очень примитивная задумка. Просто ради того, чтобы на фото все выглядело, как будто я прочел кучу книг? – спросил я. Но в интервью как раз говорится о вашем демографическом исследовании, где вы описываете, что люди привыкли читать, ответил он, и, к счастью, меня убедил этот аргумент. На полке у кого-нибудь, живущего в Нёрребро, стоят совсем другие книги, чем на какой-нибудь полке в районе Эстербро, и если мы мельком глянем на корешки на моей собственной…

Анника машет мне, и я машу ей в ответ. Делаю пару глотков кофе. Он уже остыл. Она держит ладонь козырьком, чтобы солнце не било в глаза. Они у нее серого цвета, хотя мы сошлись на том, что называем их зелеными. Она совсем не такая, как Ольга. Груди у Анники больше – что есть, то есть, но, говоря по правде, они немного грузноваты, этакие груши. Она ни словом не обмолвилась о том, почему вчера вернулась домой так поздно, а я не захотел спрашивать. На то наверняка были весомые причины, и ни к чему постоянно ходить друг за другом хвостом и контролировать каждый шаг друг друга. В нормальном браке это излишне.

Анника опять начинает что-то рыть своей лопаткой. Стоя на коленях и выставив попу в небо. Не начинает ли она вся превращаться в грушу? Ведь, по сути, как раз это и произошло с ее подружками, этими старыми девами, которых не отличишь от герани. Скоро они все притащатся на день рождения, и у нас будет полный сад груш, хотя обычно в нем нет ничего, кроме айвы.

Невероятно, куда способно завести воображение, если дать ему волю. Откуда у меня все эти внезапные мысли? Я люблю Аннику. Ее замечательный зад и тяжелые груди. В кого я превратился, что я стал за человек? А все эта история с Ольгой, я никак не могу выбросить ее из головы. Может, лучше признаться Аннике, рассказать о моей небольшой интрижке, вдруг поможет? Просто, чтобы устранить сбой в системе.

С другой стороны, навряд ли такое признание осчастливит меня или ее. Скоро уже двенадцать лет, как мы вместе. Мы довольно рано пришли к согласию в том, что означает измена, и всегда были едины в этом пункте. Это недопустимо. Ну да, пару раз случались ошибки с моей стороны, но это было в самом начале наших отношений, еще до того, как у нас родились девочки, так что это не в счет, а мою жизнь до встречи с Анникой мы по вполне понятным причинам можем не рассматривать.

Я стою в вестибюле рядом с лестницей, ведущей в подвал,

и жду Малин. Нужно притащить снизу два последних складных столика. Вечеринка еще только на следующей неделе, в пятницу, но, по мнению Малин, важно уже сейчас быстренько составить представление о том, как у нас обстоят дела со столами и стульями. Для начала планируется сложить их в помещении факультетского клуба. Мне пришла в голову мысль, что неплохо бы одолжить столы и идущие с ними в комплекте стулья на день рождения Анники, тогда не придется их покупать. Останется только раздобыть где-нибудь шатер для вечеринок на открытом воздухе.

Дождь льет как из ведра. На улице перебежками перемещаются студенты и преподаватели. Говоря по правде, так им и надо, пусть помокнут, потому что этим философам и теологам, там, на другой стороне Профессорской площади, оснастили аудитории самым современным компьютерным оборудованием, какое только можно себе представить. А у нас на факультете мы вынуждены довольствоваться тем, что было в моде прошлой зимой.

Куда она запропастилась, эта Малин? Может, решила, что мы здесь уже закончили? Почти всю вторую половину дня она распоряжалась всем и всеми. Появлялась повсюду со своим длинным списком, ставила галочки и что-то отмечала, чтобы мы ничего не забыли. Просто невыносимо.

И тут я вздрагиваю. Ольга! Она, видимо, только что зашла с центрального входа. Стоит посреди холла в длинном дождевике. С того дня, как я видел ее в последний раз, она отрастила волосы. Хотя, может, просто сменила прическу. Она замечает меня. Секунду колеблется, а потом, судя по всему, принимает решение. И направляется ко мне.

Здоровается и, прежде чем я успеваю что-то ответить, просит прощения за то, что надолго пропала. Это из-за мамы, она заболела, говорит Ольга, но я не уверен, что это правда. Большую часть своей взрослой жизни я по работе имел дело с молодежью и знаю, что молодым людям свойственны импульсивность и беспечность, а с правдой они зачастую обходятся довольно небрежно. Она спрашивает, упущен ли в ее случае шанс безвозвратно, и я слышу свой голос, говорящий, что она, конечно, потрудилась, чтобы его угробить, но он все еще жив.