Воздушные разведчики - [10]

Однако попавшим в окружение не помогло уже ничто. Великолукская группировка была разгромлена. Враг не смог перебросить на сталинградское направление ни одной дивизии. А вскоре поступило радостное сообщение Совинформбюро о разгроме сталинградской группировки. Победа у берегов Волги явилась началом перелома в войне и предвещала закат гитлеровской армии. Волна ликования охватила войска Калининского фронта. В перерыве между вылетами майор С. П. Висягин организовал митинг личного состава. Выступавшие на нем майор Мартьянов, младший лейтенант Солдаткин, капитан Бахвалов, сержант Лапсин горячо призвали однополчан воевать против фашистских захватчиков так, как сталинградцы. Не щадить своих сил и самой жизни для освобождения Родины!

В эскадрильях прошли партийные и комсомольские собрания. На них авиаторы обсуждали конкретные задачи по ведению разведки. Капитан Степан Володин предложил:

– Нужно донести известие о разгроме фашистов под Сталинградом и до населения оккупированной территории. Пусть советские люди знают: захватчики терпят поражение. Наш экипаж готов разбрасывать листовки в каждом полете.

Его поддержали Владимир Свирчевский, Алексей Леонов, Николай Самохин. В тот же день листовки с сообщением о победе Красной Армии под Сталинградом экипажи доставили на оккупированную землю. Это было слово правды, которое имело такую же взрывную силу, как и сбрасываемые на головы фашистов бомбы. Успехи нашей армии вдохновляли советских патриотов в тылу врага на новые подвиги во имя Победы.

Вечером из двух автомашин оборудовали походную сцену и струнный оркестр во главе со штурманом Виктором Григорьевичем Негорожиным дал концерт. Потом на сцену выходили авиаторы, исполняли русские, украинские, белорусские песни.

Наутро экипажи снова уходили во фронтовое небо. Получил задачу и младший лейтенант Николай Солдаткин – разведать аэродромы «Легиона Кондор», о котором рассказывал пленный гитлеровец. День выдался тихим, солнечным, морозным.

– Лучше бы уж сплошные облака, – сказал подполковник Н. И. Лаухин.

– Это верно, – согласился майор С. П. Висягин. – И от зенитчиков, и от истребителей можно укрыться.

Через некоторое время Солдаткин доложил:

– Обстрелян зенитками. Машина загорелась!

На этом радиосвязь с экипажем прервалась. Самолет не вернулся. Подполковник Лаухин выслал к предполагаемому месту падения экипажа Владимира Свирчевского и Алексея Леонова, но ничего утешительного они не узнали: возле воронки с догоревшими обломками самолета не было никого.

Хотя Николай Солдаткин служил в полку немного, с лета 1942 года, все успели полюбить стройного, черноволосого летчика, в котором удачно сочетались бесстрашие и скромность, горячность в споре и хладнокровие в боевом вылете, требовательность и чуткость к подчиненным. Веселый парень, спортсмен, верный друг и товарищ – таким знали его в полку. Больше других, пожалуй, переживал за его судьбу начальник штаба майор В. Л. Дробышев. Солдаткин был его любимцем – Николай всегда доставлял из полета ценные разведданные. Василию Лаврентьевичу пришлось самому подписать и донесение в штаб о невозвращении экипажа, и похоронку родителям Солдаткина.

Прошло две недели. Подполковника II. И. Лаухина срочно вызвал командующий воздушной армией генерал М. М. Громов. Командир полка по дороге в штаб не особенно ломал голову над причинами вызова: дадут задание на разведку особо важного объекта. Когда же Лаухин переступил порог кабинета командующего, тот радостно воскликнул:

– Жив Солдаткин, жив! Вот, читай! – И протянул Лаухину телеграмму командира партизанского отряда, действовавшего в Белоруссии.

Лаухин прочитал: «Летчик Николай Солдаткин находится в санчасти отряда. Высылайте самолет для эвакуации раненого». Сообщались координаты отряда.

– Сегодня ночью, – продолжал генерал, – высылайте в отряд У-2 и доставьте Солдаткина во фронтовой госпиталь.

Подполковник Лаухин возвратился в часть и отдал распоряжение подготовить У-2 к вылету. На рассвете следующего дня Солдаткина привезли на аэродром и тут же отправили в госпиталь. Во второй половине дня Лаухин приехал туда. Дежурный врач проводил его в палату, где лежал Солдаткин, предупредил, чтобы долго не задерживался. Лаухин подошел к койке младшего лейтенанта, поздоровался, спросил:

– Как чувствуешь себя, Николай?

– Терпимо. Партизанские врачи подлечили. Голова, правда, болит. И нога беспокоит, обморозил ее. Впрочем, пустяки. Главное – я дома. А то было…

– Потом, потом расскажешь. Выздоравливай. Солдаткин посмотрел на планшет командира, попросил:

– Разверните, пожалуйста, карту. Вот здесь, – указал он место, – над Дриссой, нас сбили. Выяснить бы, что там. В таком малом городке – и такое сильное зенитное прикрытие.

– Обязательно выясним.

В палату вошла медсестра, попросила закончить беседу.

… Экипаж младшего лейтенанта Солдаткина без особых осложнений выполнил первую часть задания. До аэродрома «кондоровцев» дошли спокойно – зенитчики противника почти не тревожили. Так же произошло и в районе цели. Летчик взял курс на свою «точку». Задолго до линии фронта экипаж пролетал над в общем-то ничем не примечательным пунктом, который и на карте был едва обозначен. Именно из этого населенного пункта противник открыл ураганный зенитный огонь. Видимо, там находилось что-то важное, коль гитлеровцы защищали этот городишко такими мощными средствами ПВО. (Впоследствии воздушные разведчики установили, что в районе Дриссы находились большие склады боеприпасов.) Осколки угодили в правый мотор «пешки», пробили бензобак. Самолет загорелся. Высота была чуть больше 5000 метров. Солдаткин попытался скольжением сбить пламя, но это не удалось – снаряд слишком сильно разворотил бензобак. Солдаткин дал команду членам экипажа: