Воздушные разведчики - [13]

Шрифт
Интервал

Все мы были призваны в армию. Все мы пошли на фронт воевать с нацистами. Из ровесников Октября и из тех кто лет на пять помоложе, состоял преимущественно наш полк.

Мы не знали старой жизни, при которой родились жили наши родители, но по их рассказам она была жестокой, бесправной и беспросветной. Мы читали щемящие' душу стихи об "убогой и обильной" Руси, мысленно боролись вместе с Дубровским против помещичьего произвола, возмущались "салтыковщиной" и "Человеком в футляре", после недолгих размышлений целиком отдавали свое сердце "Оводу" и Павке Корчагину, самым справедливым и смелым из наших литературных героев.

Нас не надо было убеждать в правом деле Советской власти речами и философскими трактатами. Наши родители вышли из рабочих и крестьян. Иные, полуграмотные, как, например, мой отец, командовали производством и, случалось, умирали, надорвавшись настройке, завещая, чтобы мы доучились, стали инженерами и учеными, образованными людьми.

Наша школа четко давала нам понять, что хорошо, а что плохо. Причем все - и жизнь с ее прошлым и настоящим, и человеческие помыслы, и черты характера - рисовалось двумя красками: белой и черной. Никаких полутонов и компромиссов. "Если враг не сдается, его уничтожают!" - категорически утверждал Максим Горький. Мы знали наизусть и полностью разделяли проникновенные и глубоко выстраданные мысли Николая Островского о том, что "жизнь человеку дается один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...". Но как прожить? Отдать жизнь "самому прекрасному в ми-Рё - борьбе за освобождение человечества".

...Сначала я хотел написать эту фразу почти без изменения в своем заявлении о приеме в партию и отнести его политруку. Но потом подумал: при чем тут освобождение человечества, когда сейчас на карту поставлена судьба Родины? Не годится...

Мне вспомнились размышления А. П. Чехова о смысле жизни. Он призывал прожить ее "бодро, осмысленно, красиво". "Сейчас, когда враг у стен Москвы?" - думал я... и отверг Чехова В то время я увлекался Горьким, и его рассуждения о том, что человек испытывает истинное счастье, когда "живет и работает для других", казались мне прекрасными, полностью отвечавшими моим убеждениям.

... Когда политрук Пронькин прочитал эти слова в моем заявлении (разумеется, без ссылки на источ ник), он снял фуражку, почесал затылок и сказал:

- Красиво! Ребята написали о том же, только попроще. А в общем-то, правильно...

Спустя три месяца нас приняли в партию.

Дозорные Северо-Запада

СРЕДИ ХОЛМОВ ВАЛДАЯ

И вот наступил долгожданный момент нашего наступления. Фашисты отброшены от Москвы. Красная Армия продолжает освобождать русские города и деревни. Настало время и для воздушных разведчиков расположиться поближе к отодвинутой на запад линии фронта. Одна из эскадрилий должна перебазироваться на аэродром Калинина, а нашей третьей надлежит занять самый передовой форпост на Северо-Западном фронте, на аэродроме, расположенном среди лесов и холмов Валдая. Первыми туда отправились механики для встречи самолетов-разведчиков.

Утром мы выехали в двух фургонах, приспособленных под фотолаборатории. Настроение у всех приподнятое, боевое.

Когда проезжали Москву по шоссе Энтузиастов, я искал глазами будку телефона-автомата. Надеялся, что машина остановится, и я смогу сообщить домашним, что уезжаю на другой фронт. Мы миновали Таганку, выехали на Садовое кольцо, свернули на улицу Горького и покатили по Ленинградскому шоссе. Тут я спохватился и решил написать записку домой, сложил ее в виде фронтового письма-треугольника и бросил прохожим. Авось догадаются опустить в почтовый ящик.

...О бесчинствах фашистов мы читали в газетах, видели их в кинохронике. А теперь, проезжая сожженный Клин, стали очевидцами их варварства. От деревянных домов остались только остовы печей. Дом-музей П. И. Чайковского осквернен. Не верилось, что все эти злодеяния - дело рук человеческих.

Мы увидели затем разрушенный Калинин и тщетно пытались отыскать хоть один уцелевший дом. Нам xoтелось обогреться, вскипятить чайник, разогреть сухой паек - говяжью тушенку. Один дом показался неповрежденным, но, когда вошли в подъезд, целой оказалась только наружная стена. Крыша и перегородки рухнули. По лестнице поднялись на второй этаж, но и там не нашли того, что искали, - кухонной плиты. Развели костер из досок, кое-как согрели чай, а консервы съели холодными.

Небольшой аэродром, куда мы добрались через сутки, подвергался очень сильным бомбардировкам. Бомбы разрушили четырехэтажные каменные жилые дома бы Офицеров и их семей. В квартирах, что уцелели, гулял ветер были выбиты все стекла, разрушены водопровод и отопление. Мы поселились в деревянных двухэтажных домиках, обитых почерневшими от времени досками. В домиках давно никто не жил, и нам пришлось первым делом добывать дрова и топить печи. Устав после дальней дороги, очень неохотно принялись пилить и колоть вязкие сосновые бревна.

Мы не знали, что тут придется провоевать долгие два года войны. Решающие события развернутся под Сталинградом и Курском, а Северо-Западный и Ленинградский фронты будут ждать своего победного часа. Он тоже придет!


Рекомендуем почитать
Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.