Воздушная битва за Севастополь, 1941–1942 - [8]

Тем временем Не-111 группы II/KG 4 подходили к Севасто­полю на небольшой высоте. Точное число самолетов, выле­тевших к городу в ту ночь, неизвестно, по данным ПВО, от пя­ти до девяти, но нужно учесть, что часть бомбардировщиков из-за затемнения цели вообще не нашла. Представляется, что в этом вылете было задействовано никак не меньше эс­кадрильи, а может, и вся группа. Ее задачей было не бомбар­дировка кораблей, что казалось командованию ЧФ наиболее вероятным, а минирование выхода из Северной бухты. При­чем в качестве боевой нагрузки использовались не беспара­шютные мины ВМ-1000, а парашютные LMB. Парашюты дема­скировали минную постановку, но на это и делалась ставка — русские испугаются, что гавань заминирована, и не станут пытаться выводить свои корабли в море. Как мы увидим впо­следствии, отчасти этот план удался, но в ту ночь у пилотов люфтваффе в небе над Севастополем все прошло далеко не так гладко, как они ожидали. Внезапно вспыхнули прожекто­ра, яркие лучи стали шарить по небу. Заговорили зенитные орудия батарей и кораблей. Должно быть, этот свет осветил затемненную бухту и помог части экипажей сориентироваться в обстановке. Другие, попав в лучи прожекторов, поторопи­лись сбросить свой груз, где придется. В 04.12 оперативный дежурный получил сообщение, что один из самолетов сбит 59-й отдельной железнодорожной зенитной батареей и упал у берега. В 04.13 над Севастополем начал дежурить истреби­тельный барраж (5-я эскадрилья 32-го иап под командовани­ем капитана И. С. Любимова на И-16), но к тому времени налет уже фактически закончился.

На аэродромах перехватчиков события развивались при­мерно так. Вспоминает заместитель командира 1–й эскадри­льи 8-го иап К. Д. Денисов: «В ночь на 22 июня, сменившись с боевого дежурства, разморенный, выжатый как лимон (и это при полном-то бездействии!), добрел до палатки и, едва рас­стегнув комбинезон, свалился на кровать. Казалось, только закрыл глаза, как грозное «Тревога!» подняло меня с постели. Через считаные минуты оказался на самолетной стоянке. Здесь уже были комэск и комиссар эскадрильи старший по­литрук В. М. Моралин. Вскоре собрался и весь личный состав.

— Первому и второму звеньям, — приказал Демченко (ко­мандир эскадрильи. — М. М.), — во главе со мною, высота две тысячи, третьему и четвертому звеньям во главе со стар­шим лейтенантом Денисовым, высота три тысячи, следовать в зону номер один, имея задачу: не допустить пролета само­летов-нарушителей, предположительно немецких, со сторо­ны моря в глубь Крыма. Взлет — по готовности.

Самолеты в воздухе. Короткая июньская ночь на исходе — на востоке брезжит рассвет. Звенья достроились в боевой порядок «клин самолетов», короткими очередями в сторону моря опробовали оружие — все пулеметы работали безотказно.

Разворот в наборе высоты, курс — в свои зоны. Только по­сле этого взглянул в сторону Севастополя (полк базировался в Каче. — М. М.) и увидел секущие небо лучи прожекторов, разрывы зенитных снарядов».

Однако вернемся к событиям в самом Севастополе. Мины спускались на парашютах, и многие жители думали, что это выбрасывается воздушный десант. С 03.15 и до 03.50 множе­ство донесений о парашютистах поступило на командный пункт флота от постов СНиС. В темноте принять мины за сол­дат было немудрено. Невооруженные севастопольцы, женщины и даже дети бросились к месту приземления, чтобы схватить нацистов. Но мины взрывались, и число жертв росло. В 03.48 и в 03.52 две мины, упавшие на сушу, самоликвидировались: одна разрушила жилой дом на перекрестке улиц Щербака и Подгорной, другая взорвалась на мелководье в районе па­мятника затопленным кораблям, повредив здание санатория, где было ранено несколько человек. Некоторые мины оказа­лись сброшены и совсем далеко от моря. Одна из мин взорва­лась на территории штаба 156-й стрелковой дивизии в Симферополе. Жертв не было. По воспоминаниям одного из штабных работников, собрали еще теплые осколки и сложили их вместе на стол. Собралась группа офицеров. Подавляю­щее большинство из них не имели никакого боевого опыта, поэтому неудивительным кажется восклицание одного из них: «Так вот чем убивают людей…»

И все-таки подавляющее большинство населения и даже отдельные чиновники высокого ранга не понимали, что проис­ходит. Происходило это не потому, что они страдали слабо­умием, а оттого, что до 22 июня даже говорить громко вслух о возможности войны между СССР и Германией было запрещено.

Вскоре после начала налета Ф. С. Октябрьский позвонил первому секретарю Крымского обкома ВКП(б) B.C. Булатову и сообщил, что Севастополь бомбят.

— Как бомбят?! Кто бомбит и почему бомбит? — возмутил­ся Булатов.

— Почему и кто — узнаем после, а сейчас ставлю тебя в известность, прими соответствующие меры.

Секретарь Севастопольского горкома ВКП(б) Б. А. Борисов вспоминал, что во время налета авиации непрерывно звонили телефоны; некоторые не хотели верить, что это война, а не учебная тревога. «Почему такая стрельба? Из Симферополя и Евпатории запрашивают, что делается в Севастополе, почему над городом зарево, стрельба». Борисов не стал сам приду­мывать ответ на этот животрепещущий вопрос и позвонил Ок­тябрьскому. На его вопрос «Это война?» командующий фло­том ответил: «Нападение». В свою очередь, Борисов стал так отвечать всем остальным.