Войны Миллигана - [14]

Ему нужно цепляться за реальность, не позволять страху прогнать его с пятна. Необходимо вступить в контакт с Рейдженом, Артуром и другими, чтобы понять, что происходит, и чего они ждут от него. Так как моменты потери реальности обычно предвещали внутреннюю революцию, он чувствовал, что внутри него назревает война.

Понимая, что желудок может не справиться с горохом, холодной картошкой и клейкими спагетти — всеми блюдами местной кухни — Аллен съел лишь кусочек хлеба с маслом и выпил напиток из растворимого порошка.

Возвращаясь в корпус, он вдруг осознал, что не может найти свою камеру. Зачем он так сглупил? Почему не записал номер камеры, выходя из нее? Господи! Может, обратиться к надзирателю и объяснить ситуацию? Но не станет ли он посмешищем в глазах других заключенных, или не будет выглядеть умственно отсталым, что, несомненно, спровоцирует невыносимые оскорбления?

Аллен шел в коридор, еле волоча ноги и роясь в карманах, чтобы найти хоть что-то, что помогло бы ему вспомнить номер камеры. Ничего, кроме начатой пачки сигарет.

Он прошел в помещение и стал рассматривать плохо освещенную комнату, где рядами стояли деревянные стулья и лавки. Шипящие водопроводные трубы извивались на потолке. Как и везде, стены были светло-розового цвета с окнами в полтора метра высотой и метр шириной, укрепленными стальными прутьями и грязными металлическими решетками. Пол покрывала серо-белая плитка с грязными пятнами и грязными стыками. В углу маленькая огражденная решеткой клетка отделяла надзирателей от пациентов. Надежное убежище в случае нападения.

Аллен сел на лавку и вытер со лба выступивший пот.

Черт возьми! Как ему найти свою камеру?

— Привет! Что с тобой?

Аллен удивленно поднял голову и обнаружил перед собой худого бородатого мужчину, изучавшего его своими черными глазами.

Аллен не ответил.

— Эй… а не тот ли ты парень с кучей личностей, о котором трубили по телеку и во всех газетах?

Аллен кивнул головой, пытаясь продумать ответ.

— Я в камере 46, твой сосед, — продолжил мужчина.

Аллен запомнил числа 45 и 47, а мужчина тем временем сел рядом на скамейку.

— Я видел твои рисунки в журналах и даже по телевизору, — сказал заключенный. — Твои пейзажи и натюрморты действительно хороши. Я тоже немного рисую, но не так хорошо, как ты. Может быть, ты сможешь показать мне пару приемов, когда у тебя будет время, конечно же.

Аллен улыбнулся фразе «когда будет время», но промолчал. Затем, спустя несколько мгновений, во время которых мужчина пристально смотрел на него в ожидании ответа, Аллен произнес негромко:

— Без проблем, но я рисую только портреты.

Мужчина улыбнулся, на этот раз с большей теплотой.

— Послушай, расслабься. Ты привыкнешь к этой крысиной дыре в два счета. Громилу Огги можно не бояться, а вот Флику, лысому, лучше не доверять. Он готов лизать зад начальнику любыми способами. Я здесь уже три года, а состарился всего на десяток. Меня зовут Джо Мэйсон.

Он подмигнул Аллену, встал и удалился, помахав рукой в знак прощания.

Аллен одним щелчком сбросил раскаленный комочек табака на кончике сигареты, а затем пошел искать свою камеру. В 47-й было полно вещей, которые он не узнал, и тогда он заглянул в 45-ю.

Бинго! Аллен обнаружил фотографии матери Билли, его сестры Кэти и брата Джима, приклеенные скотчем к шкафчику.

Он вытащил разные личные вещи из бумажного пакета, зажатого между ящиком и унитазом. Разгладив несколько помятых писем, адресованных Уильяму С. Миллигану, корпус № 22, он понял, что их должны были перевести в другое место. Он не мог долго находиться в корпусе A, так как только что появился Джо Мэйсон. Аллен почувствовал облегчение, потому что другие пациенты не ожидали встретить его здесь.

Кто-то громко постучал в его дверь. Аллен осторожно открыл, но отступил на шаг назад при виде настоящего Голиафа высотой более двух метров, заслонившего собой весь дверной проем. Мужчина, гигант c телосложением медведя и громадными ручищами, весил, должно быть, не меньше ста тридцати килограммов. Колосс, способный сломать вам кости словно ветки!

Держа в одной ручище пластмассовый бидон c холодным чаем, он протянул Аллену другую.

— Привет, меня зовут Гейб.

— А меня — Билли, — ответил Аллен, и его рука исчезла в огромной лапе гиганта.

Голос Гейба показался ему знакомым. Без сомнения, он был тем единственным из всего корпуса, кто осмелился послать Огги на хуй во время обеда, не опасаясь последствий.

Однако Гейб со своими золотистыми волосами и голубыми глазами, несмотря на свою небритую квадратную челюсть, выглядел симпатично ‒ скорее Давид, чем Голиаф.

— Я надеюсь, что ты не пересыльный зэк, — сказал Гейб тихим и приятным голосом.

Аллен пожал плечами.

— Я не знаю.

— Если ты не знаешь, значит, это не так. Я боялся, что ты окажешься одним из них. Вот уже двадцать один месяц в корпусе А нет новеньких. Это значит, что мы, переведенные уголовники Ашермана, незамедлительно отправимся по своим тюрьмам.

Он вопрошающе посмотрел на Аллена, ожидая подтверждения.

— Меня не из тюрьмы сюда направили, — сказал ему Аллен.

Когда гигант произнес имя Ашермана, Аллен вспомнил, что Гэри Швейкарт однажды упоминал недолгое существование в Уголовном кодексе Огайо положения, разрешавшего тюремному департаменту передавать в Лиму заключенных, которые должны были предстать перед судом за сексуальные преступления, а также тех заключенных, которые уже были осуждены в этом штате.