Войны мафии - [33]

На столе у входа были рассыпаны яркие брошюры, продававшиеся по двадцать долларов (пятнадцать для членов клуба). Рядом висел плакат с надписью: «При участии „Ричланд-бэнк и Траст К°“ – все средства направляются в пользу благотворительного фонда помощи народам хопи, киова и зуни»[19]. Около стола с брошюрами остановился Чарли Ричардс, наблюдая за оживленной толпой посетителей. Он мало кого здесь знал лично, но все же рисковал, столкнувшись со знакомыми, нарваться на диспут о представленных предметах искусства.

Впрочем, там, где находилась доктор Гарнет, никто не замечал Чарли Ричардса. Вокруг нее уже сомкнулось плотное кольцо желающих заполучить автограф на проспекте выставки.

Чарли часто забывал, что перед тем, как ворваться, словно комета, в его жизнь, Гарнет уже пронеслась вихрем по Манхэттену – пятнадцать лет назад. Сейчас она снова начала излучать особую ауру знаменитости – но уже не как прославленная модель, а как один из самых уважаемых специалистов страны по экологии.

– Здесь она была в своей стихии, и люди, встречавшиеся на ее пути, по-прежнему моментально в нее влюблялись. Чарли любовался ее лицом, освещавшим зал, и наблюдал за гостями выставки, с которыми она разговаривала. Отзвук ее озорной и нежной улыбки оставался на их лицах. Ей вручена была власть вдохновлять – и теперь они купались в этом блаженстве вдохновения. Чарли знакомо было это душевное состояние. В каком бы настроении он ни находился, приходя к Гарнет, она всегда находила способ успокоить и воодушевить его. Чарли не задумывался над тем, что магическая власть над ним была рождена его собственной верой в Гарнет. Вид смыкающейся вокруг Гарнет толпы заставлял его таять от удовольствия. Никто другой не дарил ему подобной радости. Уинфилд? Он гордился ею, ее ослепительным умом, превосходящим отцовский. Да, это любовь. Конечно, любовь. И Стефи он любил тоже – она навсегда останется первой для него. Но то, что он испытывал к Гарнет, как жажда, требующая утоления, было таким страстным, что причиняло боль.

Чарли нахмурился. Он непреклонный капитан индустрии, ведущий беспощадную борьбу за независимость с коварным Чио Итало. Подобает ли такому человеку стоять здесь с рассеянной, счастливой ухмылкой на лице, как влюбленному юнцу? И тут он поймал направленный на него поверх голов почитателей взгляд Гарнет. Она так потешно передразнила его хмурую гримасу, а потом ослепительно улыбнулась, что Чарли словно током ударило, что-то екнуло у него внутри, в самом сердце, одновременно смертельно усталом и полном бодрости.

– Запомни, – сказала ему однажды Гарнет, – гранат[20] краснее рубина. Он как кровь.

Ох уж эти индейцы, подумал он тогда, со своими тотемами, луками и томагавками...

– Но мы собрались здесь сегодня не ради меня, – говорила Гарнет стоявшей рядом с ней пожилой даме. – Меня вы можете послушать в любое время.

– И все же вы не правы, когда говорите, что коренные американцы совершенно не интересуются вопросами экологии.

– Более других?..

Гости выставки продолжали свое центростремительное кружение, приближаясь к Гарнет, и скоро уже никто не смотрел на картины.

– ...если мы попытаемся осознать, как разрушительно влияет вырубка лесов на популяции термитов и, следовательно, на метановый баланс...

Надо сказать, лекции Чарли на ту же самую тему пользовались меньшим успехом. Большая часть его второкурсников понятия не имела о том, что такое метан, насколько разрушительно он воздействует на атмосферу и как с этим бороться. Кроме того, они никогда не слышали о ФБР, не могли найти на карте Вьетнам, не знали разницу между королевой Великобритании и президентом Соединенных Штатов Америки и понятия не имели, как работает электрическая лампочка.

К толпе вокруг Гарнет ежеминутно примыкали новоприбывшие. В общем-то не важно, что в ней привлекает людей, подумал Чарли. Это их судьба – тянуться к ней, как к магниту. А его судьба – любить ее и сделать все, чтобы она была защищена от жизни.

Там, снаружи, за стенами музеев и галерей, – другой мир, хищный и бездумный. Это еще одна веская причина для «Ричланд-бэнк и Траст К°» субсидировать работу доктора Гарнет. Но это не причина для тех, чьи интересы задевает ее деятельность, чтобы не задевать Гарнет.

– Ох нет, – простонала Эйлин. – Она осела в кресле, словно внезапно обессилев. В ее маленьком кабинете на тридцатом этаже воцарилось молчание. – Я дважды беседовала с вами, читала вашу характеристику – из Гарварда, с вами встретилась Маргарет Кребс... Но каким образом я могла проследить ваше родовое древо? С помощью ФБР?

Они некоторое время сидели молча.

– Вы считаете, это серьезная проблема? – наконец произнесла Уинфилд. Сегодняшний день – сплошные проблемы, значительную часть которых нагрузил на нее отец во время совместного ленча. Отец, очертя голову ринувшийся в свой крестовый поход, переживающий жизненный кризис, характерный для его возраста. Уинфилд, как большинство сицилийцев, воспринимала семейные проблемы с гибельной серьезностью. Да и мало забавного можно увидеть в том, что отец, полностью утративший способность к самозащите, оказался отданным на милость врага с моралью помойной крысы. Во всем клане Риччи Уинфилд знала единственного человека, по крысоподобию превзошедшего Чио Итало, – себя.