Войной опалённая память - [13]

Вскоре загромыхал внутри засов и дверь открылась. Передо мной стоял бледный и изнуренный длительным переходом в тыл секретарь сельсовета, соратник и помощник моего мужа. Иван Захарович конечно же сразу понял, кого привела его жена. Дверь снова заперли. Разговор был в полумраке.

Семьи наши дружили. Жена Гуриновича была хорошая, душевная женщина. Не только работа, но и какие-то другие особые отношения связывали также и наших мужей. Они полностью доверяли друг другу.

— Садись, Ольга, и крепись дорогая, — сказал Иван Захарович, пододвигая мне какой-то чурбачек. — Не хочу скрывать от тебя правду. Все произошло у меня на глазах. Погиб твой муж, нет больше нашего председателя сельсовета, моего лучшего товарища. Крепись, смотри детишек.

— Расскажите все по порядку — попросила я.

Хозяин повел свой печальный рассказ.

— Шли мы все время с частями Красной Армии. Прошли Осиповичи, Кричев. Возле Климович остановились. Начали нас распределять по воинским частям. Иосиф Иосифович вместе со мной попал в 129 особый разведывательный батальон 155 дивизии. Назначен был политруком батальона.

Получили пистолеты, обмундирование. Погрузились на поезд, доехали до Новозыбкова. Здесь мы прошли краткосрочное обучение, затем нас направили на пополнение частей. Вместе был и Николай Чумак, наш предшественник по сельсовету. 26 июля получили боевое крещение. Но враг наседал. Окопались в Журавичах в саду.

Фашист теснил и здесь. Самолеты и танки врага шли по пятам, не давая занять рубеж и закрепиться. Свежие моторизованные части врага думали тогда о молниеносной воине, о завершении своего знаменитого «блиц-крига».

С боями отошли мы до Брянских лесов, до реки Дисны. Немец занял переправу. Началась усиленная бомбежка и артиллерийский обстрел скоплений наших войск. Батальон разорвал вражеское кольцо и выходил из окружения. Вот здесь и случалось. Снаряд лег рядом с окопом, где находился Иосиф. Его выбросило на бруствер. Кровь полилась изо рта и ушей. Осколками изрешетило гимнастерку, попадание в грудь. Санитары подбирали раненых, наскоро хоронили убитых. Там, в окопе, на передовой он, видно, и покоится.

На глазах Гуриновича заблестели слезы, он прервал свой рассказ и на минуту задумался.

Враг снова оказался впереди. Поступила команда рассредоточиться небольшими группами и самостоятельно пробиваться из окружения по лесу. Пути вперед были все отрезаны противником. Оставался единственный путь назад, вглубь леса. Шли ночью лесами несколько недель, пока не достигли границ Белоруссии.

Переоделись в гражданскую одежду и каждый пошел своим путем. Я с Пархимовичем добрался до Бобруйска. Пристроился к повозке и под видом хозяина прошел вражеские заслоны и посты. Все ближе и ближе к своей местности.

Сколько опасностей и риска было в пути. Стоит ли об этом говорить.

Гуринович опустил голову и умолк в раздумьях. — И вот видишь сижу здесь в ловушке, тоже в окружении врага Никто об этом не знает. Сразу схватят оккупанты партийного работника. Жена рассказала мне о событиях в родной местности. Здесь тоже лютует враг. Кругом карательные гарнизоны, организованы новые оккупационные власти. Прямо под боком, в здании сельсовета, где мы с Иосифом столько лет размещались и руководили, организовали полицейский участок Он снова замолчал. Наступали сумерки, в полуподвале стало еще темнее. Безысходность положения было налицо.

Гуринович был действительно, как в ловушке. Видно было, что усиленно ищет выход из создавшейся ситуации. А выход был один — бороться. Если ты не уничтожишь врага, то он уничтожит тебя.

СВЕТ НАДЕЖДЫ

Горькую весть поведал мне секретарь сельсовета, друг моего мужа. Грустные и противоречивые мысли лезли в голову. От них можно было кричать и плакать. Но рыдать и убиваться было бесполезно. Никому слезами уже не поможешь, они уже были выплаканы за эти месяцы сплошных преследований и угроз расстрела моей и других семей коммунистов.

Перед глазами поплыли картины шестимесячной оккупации. По-разному складывались обстоятельства в первые месяцы войны. Единственный путь у Ивана Захаровича был в тыл врага — на запад. Другие же бойцы пробивались на восток, к линии фронта. Я начала свой рассказ. В погребе, в темноте я не видела лиц Гуриновича и его жены.

Сотни попавших в окружение и оказавшихся в нашей местности, красноармейцев пробирались на восток, чтобы слиться с частями Красной Армии и продолжать борьбу с фашистами. Наши люди помогали своим бойцам восстановить силы, давали медикаменты, продукты, одежду, указывали безопасный путь продвижения. Около сотни красноармейцев осталось в наших поселках под видом приписников, родственников и просто окруженцев. Часть скрывалась в лесу, готовилась к боевым действиям в тылу врага.

Численность приписников с каждым днем редела после вызовов в немецкую комендатуру Гресска, Щиткович, Шацка, Пухович, Слуцка. Увозили в концлагеря, в рабство в Германию расстреливали на месте. Ушли мы с дочерью Софией в конце июля в урочище «Остров», собрать ягод для малышей.

И вот прямо в лесу наталкиваемся на группу красноармейцев-окруженцев. Пробираются с запада. Раны загноились, комары и мошкара высасывают последнюю кровь у обессилевших бойцов. Нужна помощь? Она была оказана нами немедленно.