Война золотом - [7]
— Возьмите раненого, — скомандовал Тодор своим, — и ведите арестованных за мной.
Он подхватил Кариотина за плечи и быстрым шагом двинулся прочь от корчмы. Кариотин был недвижим.
— Вырвало живот… осколком гранаты, — сказал кто-то.
— Как это случилось? — спрашивал Тодор.
Кариотин был ему как брат… больше брата. Он глотал слезы.
На краю деревни он в бешенстве остановился и подскочил к арестованным.
— Пострелять вас, как собак. Почему подняли оружие.
— Мы — люди подневольные, — сказал один голос.
— Почему не идете в четы?
— Мы согласны, хоть сейчас, — ответили голоса наперебой. — Мы не стали бы в вас стрелять. В армии многие на вашей стороне.
— Собаки! — крикнул Тодор. — Винтовки у вас в руках, а горы везде, Тупорылые свиньи, вам нужна горячая каша с салом. Не двигаться с места и ждать приказа.
— Вперед, товарищи, — скомандовал он отряду и двинулся вперед по дороге. Он утешал себя мыслью, что, может-быть, сыщики среди прочих попали под ружейный залп. В первый раз он уходил, не докончив дела.
Уже версты три прошли бегом по дороге, добираясь до леса. Оставалось еще столько же. Вдруг Кариотин простонал:
— Тодоре… Кончено… Вам надо уходить… Опустите меня…
Его положили на дорогу.
— Нет, не здесь… к краю…
Просьба его была исполнена.
— Отхожу, Тодоре, — сказал он неожиданно ясным и твердым голосом. — Братья, сходите к моей жене и деткам… Скажите: помер отец… Чтобы стояли за народ… А теперь не надо… Прощайте… Отойдите… Надо сказать Грудову…
Когда они отошли, он взял Тодора за руку и потянул к себе.
— Тодоре, еще промучусь, а если надо уходить, так не бросай меня. Не хочу достаться в их руки… От собственной неосторожности… Все дело расстроил. Прости, Тодоре…
Тодор утешал его.
— Не то… со мной никуда уже… Теперь прошу меня прикончить…
— Молчи, — крикнул Тодор. — До лесу близко…
— Нельзя… Они ищут твоей головы. Беги Тодоре… Кончай со мной скорей…
Тодора охватило волнение. Кариотин приподнялся на локте.
— Требую, — сказал он твердо, — Не хочешь, скажу товарищам…
Потом, схватив Тодора за руку, опять пригнул его к себе:
— Уйдешь, Тодоре.
— Куда?
— Знаешь куда. Иди, Тодоре. Как упадет снег. Вернешься, приходи на могилу. Иди… Передай поклон тем, которые… в Советах… всему миру… Скажи: и Кариотин тоже… Вынимай револьвер… Худо мне… Приказываю…
В отдалении, со стороны деревни, послышались выстрелы.
Тодор обнял умирающего, нашел его губы.
— Прощай, Андон. Исполню все твои заветы. Правда придет, Андон. Слышишь. Спи мирно.
Рыдая, он поднялся.
— Товарищи…
Они сошлись угрюмой толпой.
— Надо послать в него нашу братскую пулю.
Отвернулся и стал, ожидая. Грянул выстрел. Кто-то тронул его за плечо. Быстро пошли вперед и скоро скрылись в лесу.
С тех пор товарищи знали, что Грудов ищет пули. Вместе с Кариотином из его тела как бы ушла его собственная душа.
Был уже конец сентября. Правительство стягивало все более крупные отряды. Дерзость отряда Грудова становилась легендарной. Он нападал то здесь, то там на войсковые части, как ястреб. Говорили, что он стал жесток. Он отпускал на волю только «трудозацев». При встрече с ним, вооруженные части знали, что надо биться насмерть. Правительство продолжало создавать добровольческие отряды, дружины, но в них никто не записывался. Кметы были бессильны выполнять приказы власти.
— Придет Грудов и всех убьет. Делайте с нами, что хотите: от его пули погибать или от вашей!
Все трудней и трудней становилось налаживать связь между отдельными частями отрядов. Правительственные войска двигались лавой и скоро образовали полукольцо, прижавшее небольшую часть отряда, над которой командовал сам Грудов, к горам.
И тогда в первый раз пуля вонзилась в тело Тодора. С онемевшей внезапно ногой он упал возле кустов при дороге. Был полный мрак. Он командовал лежа и слушал, как приближается правительственный отряд. Четники залегли в цепь. Почти в нескольких шагах он слышал команду офицера, напрасно старавшегося ориентироваться в полнейшей темноте. Даже слышал прерывистое дыхание солдат.
— Здесь капитан Ханджиев, — доносилось к нему из мрака итак было странно слышать эти живые вражеские голоса. — Подпоручик Кисельчиков…
Он вел свою часть на верную гибель, как все они делали всегда при стычке с четниками. Он потерял уже в лесу две трети отряда.
— Напред! Напред!
Где-то в лесной глубине раздался лай овчарки.
— Эй, шаро-о-о…
Условный сигнал, что четники заходят в тыл. Грянул залп. Проклятья и стоны. Тодор чувствовал, как сладостная боль от раны пронизала его до самого мозга. Он слабо пошевелился, взглянул, как сквозь сон, на дрожащие осенние звезды и погрузился в забытье.
— Счастлив, кто жизнь полагает за свой народ.
Где-то, точно в пропасти, отзывалась пальба пачками. Лесной шатер ласковой мглой сомкнулся над его головою…
Моросил дождь. Тодор услыхал свой собственный стон; он открыл глаза.
— Бю-у-у-у, — раздавалось вдалеке. Так скликают стада свиней. Это был условный сигнал. Его ищут.
Но не хотелось шевельнуться. Лес шумел и ласкал. В глазах стояли слезы. Уже четыре дня, как товарищ был отряжен для связи в город. Разве они не сделали все, чтобы показать, что деревня готова. Он приподнялся на локте и вдруг почувствовал, как в душу его зашел отдых и безмятежный покой. Он покачал головой.
