Война Владигора - [54]

Она подхватила оба эти предмета и, зажав их в руке, зажмурила глаза, постаравшись вслушаться в их неясный рассказ. Лоскуточек меха рассказал ей о счастливом олененке, прыгающем вокруг матери, об ужасе, когда его на аркане волокли убивать, о юной деве, которая, напевая, шила из шкуры олененка плащ. Обломок стрелы рассказал про молодого воина-синегорца. Оба рассказа, словно две тропинки в сумеречном тумане, прочертили свой путь до конца и сошлись у нее в замке.

По круче осторожно спускались несколько десятков воинов. Они внимательно заглядывали под каждый колючий куст и большой камень. Некоторым из них показалось, что на миг перед глазами в вихре воздушных струй мелькнула какая-то юная дева, мелькнула и исчезла.

ОТЕЦ И ВЗРОСЛАЯ ДОЧЬ

Радигаст был в ярости. Этот выскочка князь, которого неизвестно за какие заслуги Белун назвал Стражем времени, на его глазах умирал.

Столько сил он потратил, чтобы отыскать его в Поднебесье, а когда приволок в замок с обломком дурацкой стрелы в теле, князь решил распрощаться с жизнью, совершая тем самым тройной обман. Во-первых, обманывал своего учителя, старика Белуна. Старец, видимо, окончательно ослабел умом, если доверил заурядному смертному сторожить время. Во-вторых, бога Перуна тоже некрасиво обманывать. А в-третьих — надежды его, Радигаста.

Здесь же в зале, на этой самой постели, где лежал сейчас князь, умирала когда-то Лада. Сколько заклинаний произнес в ту страшную ночь Радигаст, сколько молитв вознес к Велесу, но бог оставался неумолимым. А уж смертному, который посвящен притеснителю Перуну, Велес ни за что не поможет.

И все же Радигаст обратился с мольбой к своему богу. Ведь они так помогали друг другу в последнее время!

В то же мгновение в зал влетела Забавка. И Радигаст изумился, как посветлело ее встревоженное лицо при виде князя!

— Он здесь, хорошо! — только и успела она сказать.

А потом, не обращая внимания на отца, перенесла князя к себе.

Что ж, у нее вернее получится задержать князя живым в Поднебесье.

А может, это сам Велес таким способом откликнулся на его мольбу? У него попытки оживления людей, даже самых дорогих, кончались плачевно.

Он решил перенестись на миг в комнату дочери, чтобы подсмотреть, как у нее получается продление жизни. Возможно, где-нибудь она узнала заклинания, незнакомые ему. Он взглянул на нее и князя глазами куста сирени, заглядывающего в окно. И даже застыдился.

Его дочь, поспешно сбросив с себя одежды и разрезав на Владигоре то, что прикрывало его, прильнула телом своим к князю, ртом к его рту, пытаясь вдохнуть в него жизнь. А потом стала высасывать обломок стрелы, глубоко пронзивший его грудь. Когда же обломок оказался у нее в зубах, она его поспешно бросила на пол и снова прильнула ко рту князя, одновременно поводя рукой по его ране.

«Красивая выросла девка!» — мелькнула у Радигаста посторонняя мысль, и он почувствовал, что разглядывает ее голое тело не как отец, а как мужчина. Она это тоже сразу почувствовала, а значит и его присутствие, и прогнала его, как назойливую муху.

Радигаст вернулся к себе, чтобы не мешать ей. Этот князь был нужен ему только живым. И похоже, дочери удавалось то, чему так и не научился он.

Все-таки не зря он посвятил в ту страшную ночь новорожденную дочку Велесу.

Под утро он снова решил заглянуть к дочери. На этот раз он стал ветром, случайно залетевшим в камин. Дочь по-прежнему прижимала князя к себе, оба они были укрыты меховым одеялом. Прижимаясь к мужчине, дочь нежно шептала какие-то свои бабьи глупости.

Ветер пролетел над ними и растворился в замке.

«А может, и не глупости она шептала? — осенило вдруг Радигаста. — Может, это и были те самые заклинания, без которых невозможно укрепить в человеке жизнь? И если бы я произнес их в ту ночь, Лада могла бы и сейчас быть со мною?!»

Но второй раз становиться ветром ему не хотелось — каминная труба внутри была вся в саже. И он решил вызнать у дочери все, что надо, каким-нибудь более простым способом.

Утром ему надо было посетить десяток сел. Обленившиеся коровы не желали подпускать к себе быков. И хотя эту чересчур простую работу он недолюбливал, но служение скотьему богу обязывало следить за тем, чтоб стада прирастали. А потому он вселил в коров столь яростное желание, что они в нетерпении выскочили на луг и стали там вытворять такое, что заставило одних местных баб застенчиво опустить глаза, а других — взяться за хворостину.

Вернувшись в замок, он сразу наткнулся на дочь. Она встретила его так, словно и не провела всю ночь нагая, прижимаясь к мужчине. Он тоже не показал виду, что знает об этом, а только спросил:

— Что князь Владигор?

— Не знаю, — ответила дочь, как ему показалось, с деланным равнодушием. И зевнула. — Я его отпустила.

— Как — отпустила?! — переспросил Радигаст, с трудом сдерживая накатившее бешенство. — Или я для того его перенес в замок?

— А для чего же еще? — удивилась дочь. — Еще бы чуть-чуть, и мы бы с тобой опоздали. — И она снова зевнула. — А теперь он живой и где-нибудь снова скачет на своем белом коне. Я его переправила как раз туда, где был конь. Коня-то мне все-таки легче отыскать, чем человека. Он очень торопился.