Война в тылу врага - [22]

Шрифт
Интервал

— Нем-ц-ы-ы… — прохрипел сзади меня Васька.

Но… что это?

Два автоматчика, как скошенные, упали за куст орешника!

Васька, как козел, прыгнул с дороги влево, загибая полукольцом назад, намереваясь выскочить на дорогу, по которой мы только что шли. Я бросился к опушке, стараясь добежать до нее кратчайшим путем, в нескольких метрах левее куста можжевельника.

— За мной! — крикнул я во все горло обезумевшему от страха бойцу.

Гитлеровцы тоже что-то крикнули и, выскочив из — за куста с автоматами наперевес, бросились ко мне, стараясь схватить меня у края опушки.

Силы были неравные. Фашисты бежали легкими большими прыжками. Я видел впереди точку встречи. Наши пути должны были пересечься метрах в семи от края опушки, за кустом можжевельника. Чувствуя на своей стороне превосходство, каратели не стреляли, стараясь схватить нас живыми. И хотя у меня в правой руке теперь был маузер, а левая на ходу высвобождала запутавшуюся в кармане гранату, шансов на спасение почти не было.

Подбежав к опушке, я успел заметить, как на поляну вынеслись подводы с гитлеровцами. Два автоматчика были от меня шагах в десяти. Но они с разбегу остановились, направив автоматы в куст можжевельника, в котором темнел почерневший пень, а я круто завернул вправо по краю опушки. Опамятовавшийся боец пыхтел у меня под боком слева. Пилотки карателей мелькнули в кустах, в том самом месте, где мы были две секунды назад. Они бежали по тому направлению, которого придерживался я, когда вбегал в кустарник. Соскакивающие с подвод гитлеровцы нас не видели и бежали вслед за двумя первыми автоматчиками. Мы же, повернув назад, находились у них за правым плечом, убегая в противоположном направлении. Мы огибали злосчастную полянку, через кусты виднелись дуги повозок и головы нескольких гитлеровцев, оставшихся для охраны подвод, но все они смотрели в том направлении, в котором убежали в лес партизаны и каратели, а гвалт и треск, издававшийся сотнями ног и десятками глоток, одураченных преследователей, заглушали тот шорох, который создавали мы, убегая, как казалось, от неминуемой смерти.

Мы слышали по голосам, как гитлеровцы столпились на одном месте, изумленные, видимо, нашим исчезновением.

Минуту спустя раздалась позади нас команда:

— Форвертс! — и десятки ног снова зашлепали в том же направлении, расходясь вправо и влево. Им и в голову не пришло, что мы уже по другую сторону поляны. У нас под ногами теперь была сухая травянистая почва, вокруг — редкий березовый кустарник.

Переводя дыхание, мы перескочили дорогу левее поляны и, отбежав метров семьдесят, пошли потихоньку в глубь леса параллельно дороге, по которой только что ехали эсэсовские головорезы.

— Форвертс! — прозвучала команда вторично где-то в ста метрах сзади, и мы, невольно собравшись с силами, побежали.

Ноги заплетались и подламывались. Тело ныло от пережитого напряжения. Но воля требовала движения вперед. Гитлеровцы могли обнаружить наши следы, оставленные на пыльной дороге, и возобновить преследование…

Через час мы вышли из леса на луга и сели, передохнуть у стога сена. Васька страшно кашлял. Я помог ему вырыть отверстие в стогу и приказал забраться внутрь стога головой, чтобы не было далеко слышно, как он кашляет. Сам же я, наоборот, вырыв рядом отверстие, забрался внутрь стога ногами, чтобы можно было наблюдать и слушать. Несколько позади и слева раздались пулеметные очереди. Васька закатился от кашля, но из стога сена его было почти не слышно. Через минуту каратели повторили стрельбу по лесу. Они находились от нас примерно за километр. По количеству приведенного в действие оружия можно было определить, что их было около сотни. Отдельные пули, взвизгивая, пролетали поблизости. Но все это теперь не имело никакого значения. Выкопав в стогу более глубокое отверстие, я забрался в него почти с головой. Так мне еще можно было слушать и наблюдать, не обнаруживая себя. С наступлением темноты я заснул.

Вспоминая эту встречу с карателями, я даже теперь ощущаю на спине холодок… Что, собственно, произошло? Фашистские автоматчики безусловно посчитали тогда, что мы их не видим. В этом случае их попытка спрятаться за куст, подпустить нас к себе и схватить за шиворот была разумной. Так мог поступить и я, будучи на их месте. Иначе они не могли объяснить наше поведение.

Разве можно представить себе человека, идущего спокойно на верную погибель? Это спокойствие было только внешним, но оно позволило мне выйти живым из безвыходного положения. Их бросок на землю дал нам возможность бежать. Задержка у куста можжевельника позволила нам выиграть несколько секунд времени, а главное — они, рассматривая этот куст, потеряли нас из виду.

Впоследствии мне стало известно, чем был вызван этот рейд карателей: под Лепелем был подорван склад авиабомб. Диверсию провела десантная группа, выброшенная около хутора Нешково. Гитлеровцы наводнили окрестности хутора карателями. Но в то время я об этом ничего не знал и сам шел к ним в руки.


Переночевав в стогу, мы пошли дальше к хутору напрямую лесом. Мелколесье, по которому мы шли к хутору Нешково, и редкие полянки были сплошь изрыты дикими свиньями. Сколько же их водится в этих просторах? В нескольких сотнях метров от хутора встречалось много лосиных следов, часто взлетали тетерева, а кое-где с шумом, тяжелым взлетом поднимались молодые глухари. Часам к восьми вышли на картофельное поле. В двухстах метрах виднелись постройки хутора, оттуда доносились голоса.


Рекомендуем почитать
Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.


Последний Петербург

Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


Красный орел. Герой гражданской войны Филипп Акулов

Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.