Война в России и Сибири - [13]

В его свите я особо выделял генерала князя [А. В.] Барятинского, друга царя, бывшего военного атташе в Риме, глубоко культурного человека. Он и еще несколько офицеров с меньшими чинами, князья [С. А.] Радзивилл, Куракин, Оболенский, излагали мне свое мнение о России, и оно даже сегодня после абсурдных ужасов революции кажется мне не лишенным смысла.

Полковник [Л. Г.] Давыдов проводил меня до Ровно и представил генералу [А. А.] Брусилову, который командовал там 8-й армией. Командующий отнесся ко мне по-дружески и после того, как я в первый раз сходил в штыковую атаку, принял в узкий кружок, которым мы три раза в день встречались за столом. Обычно нас бывало шестеро или семеро: начальник штаба армии генерал [С. А.] Сухомлин, старый генерал [П. П.] Палибин, довольно часто его племянник Палибин, тесть начальника штаба армии и еще один генерал, чью фамилию я не запомнил. Там же я встречал замечательного японца, всеми уважаемого капитана Хасхимосо.

К середине сентября 1915 г. положение русской армии стало проясняться. Дух армии, если и пострадал, то не сильно, но в некоторых подразделениях я видел солдат без винтовок. Побывал в дивизиях, где была только одна боевая батарея. Очень мало пулеметов. И все-таки нужно было наступать, чтобы остановить слишком легко продвигающегося вперед противника, и взбодрить русского солдата, чтобы он не привыкал отступать. Нужно было также занять и укрепить позиции, на которых армия будет дремать под снегом.

Находясь в ожидании, генерал Брусилов пытался использовать против противника, вязнувшего в Пинских болотах, удивительные качества иррегулярной русской кавалерии. Люди в ней не отличались дисциплиной, но зато обладали большим военным опытом, подвижностью, оригинальностью решений, маневренностью и осторожностью, а также слаженностью в действиях, благодаря чему от начальника требовалось не давление, а в первую очередь – пример.

1. Царские орлы. Осень 1915 г.

Отряды казаков, которые недавно сформировали в русской армии, были вовсе не иррегулярными подразделениями, как можно это предположить по названию. Это новое формирование подразумевало новый этап войны[67].

Вражеская армия углублялась в бескрайние просторы империи. Она отдалялась от провиантских складов, снабжающих ее продовольствием и боеприпасами. На завоеванной территории она не находила ни того, ни другого. Крестьяне разбежались, а казаки разорили и заводы, и мельницы. Нет городков, где можно было бы отдохнуть под крышей. Я проезжал мимо маленьких деревенских домов, которые в ближайшие месяцы могут быть заняты врагом: вся мебель в них уже сожжена специально для этого направленными отрядами казаков. В пустых помещениях захватчик не найдет ни пучка соломы, ни грамма металла.

Нужно еще себе представить, что такое Волынь, по которой я только что проехал. Противник занял земли, которые и до войны не слишком радовали как обитателей, так и путешественников. Шоссе отсутствуют. Здесь можно ехать день за днем, видя вокруг лишь леса и болота. Дубы и березы занимают огромные пространства, а проселочные дороги воистину наихудшие из всех существующих. По сути, они обрамляют поля, повторяя их прихотливые контуры, и, когда сухи, неимоверно пылят. А после дождя размокают, превращаясь в грязь и лужи. Транспорт плывет в грязи по кузов, по ноги пассажиров. А стоит выпасть снегу, вообще нельзя проехать: тающий снег растекается озерами, которые почва не спешит впитать.

Летом чудные лужайки с травой и цветами оказываются болотами. И сколько же раз они нас обманывали!

Часто, скача на конях с моими русскими товарищами, мы попадались в ловушки: ноги лошадей внезапно проваливались. Мы давали им шпоры, но на зыбкой почве лошади только теряли равновесие. Умные животные и сами искали способ выбраться: высоко поднимали ноги, прыгали. Однако с каждым прыжком только глубже увязали. Они становились на дыбы, безнадежно кося глазом, раздувая ноздри, а потом, не чувствуя под собой почвы, впадали в безнадежность и опускались животом на траву. И когда нам все же удавалось вытащить их из болота, ноги у них были покрыты черной липкой грязью, которую и вообразить было невозможно, глядя на манящий зеленый ковер.

Представьте же себе состояние этих болот после многих недель дождя, и вы поймете, что противник мог занять только часть подобной территории и что пути сообщения, которыми он располагал, были весьма ограничены. После нескольких случаев с пушками, которые завязли в болоте и исчезли навсегда, с подводами, которые часами вытаскивали из дорожной грязи Волыни, противник, как можно это увидеть, взглянув на карту, стал держаться больших дорог, а они там редки. Невозможно было использовать и грузовые автомобили, они по весне и по осени вязли в песке и грязи.

В стране, где все прячется, враг чувствует себя в изоляции. На безоглядных равнинах вокруг запустение и разор, глазу не на чем отдохнуть, здесь ничто не напоминает родину, которую он покинул и по которой тоскует. Нам об этом говорили все пленные. Транспортные обозы с боеприпасами и продовольствием прибывают с опозданием на сутки. Лишения, одиночество, близость опасности в конце концов действуют подавляюще на захватчика…