Война в небесах - [13]
Старая, добрая англиканская семья. Его даже нарекли при крещении Гербертом. Во всех отношениях приятный человек, и весьма глубокой веры. Свято блюдет посты и, говорят, даже исповедует, — архидиакон понизил голос. — Впрочем, это неважно, по крайней мере, я не стану в этом разбираться. Хорошо быть архидиаконом, знаете ли, никому ничем не обязан. А к Рашфорту я вам обязательно дам записку. Нет, давайте так: я все равно собираюсь в те края, возможно, даже сегодня и поеду, и сам с ним поговорю. Если только он не все раздал, то, конечно, вам не откажет. Вы не беспокойтесь, он совсем не беден. Да он завтра же и привезет все в Калли. А если хотите, пошлет вашему другу. Где, вы говорите, у него приход? — Архидиакон с авторучкой в руке и листком бумаги на колене приветливо и выжидающе поглядывал на Персиммонса, а вокруг пошевеливали головками садовые цветы.
Персиммонс растерялся. Он не понимал, почему бы архидиакону не отдать потир, а если тот заупрямится, рассчитывал хотя бы посмотреть на эту штуку и выяснить, где она хранится. А его вдруг загнали на другой конец графства, и непонятно, как теперь возвращаться в Фардль. Разве что сделать этого приятеля здешним уроженцем и наделить особым пристрастием именно к местным предметам… нет, это слишком рискованно.
— Мне не хотелось бы называть его, — доверительно заговорил Персиммонс. — Мой приятель — человек совестливый, ему стыдно признаться, что он не может купить новую утварь. Другое дело, если мы с вами уладили бы все тихо, между собой, никого не впутывая. Священники не любят признаваться в собственной бедности, правда? Вот я и говорю…
«Черт! — подумал он. — Я, кажется, начинаю повторяться». Круглая физиономия архидиакона уже не казалась ему такой простодушной. Золотые очки поблескивали внимательно, пожалуй, даже строго. А главное, водопад слов неожиданно иссяк, сменившись неприятной тишиной.
— Ладно, — с усилием произнес Персиммонс, — ладно, простите за беспокойство. Раз уж вы не можете отдать его…
— Я же вам его и предлагаю! — удивленно воскликнул священник. — Или вам непременно нужен потир из Фардля?
— Понимаете, — выговорил Персиммонс, — я ведь собираюсь здесь жить. — И торопливо прибавил:
— Вот я и подумал, хорошо бы послать ему, то есть моему другу, как бы вместо себя, что-то такое величественное, сильное, доброе…
— Я правильно вас понял? — недоверчиво переспросил архидиакон. — Мы же говорили о старом потире… при чем тут величественность и доброта?
— Я о потире и говорю, — совсем смешался Грегори. — Именно этот, старый…
Архидиакон добродушно рассмеялся и покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Нет, вряд ли вы могли иметь в виду только потир. Да будь здесь сам святой Грааль, — добавил он, аккуратно надевая колпачок на авторучку, — и то слишком сильно сказано.
Его собеседник никак не реагировал на упоминание о Граале, и это слегка разочаровало архидиакона. Он встал.
— Вы меня простите, но мне ведь уезжать завтра, надо закончить кое-какие дела. Так говорить мне с Рашфортом?
— Да, я был бы вам очень признателен, — неуверенно ответил Персиммонс. — А впрочем, лучше не надо. Не хочу я тратить ваше время на пустяки. Я ведь и сам могу к нему съездить. Если позволите, сошлюсь на вас. Всего доброго.
— Да свидания, — вежливо сказал архидиакон. — Когда я вернусь, мы, наверное, еще не раз увидимся.
Он проводил гостя до калитки, приветливо болтая, но к дому брел медленно, напряженно обдумывая весь разговор.
Существует ли на самом деле бедная миссионерская церковь?
А Персиммонс? Не очень-то он похож на благотворителя. А потир? Если верить сумасшедшим доводам этого археолога, вполне можно допустить, что легендарный Грааль, вдохновивший целое воинство поэтов и рыцарей, Грааль Ланселота и Галахада, Грааль таинственных дев, воспроизведенный десятки раз в древних геральдических знаках, мечта Камелота, посланник Сарраса, реликвия Иерусалима — хранится, всеми забытый, в маленькой английской деревушке.
«Фардль, — думал он, — Кастра Парвулорум, лагерь детей… Где же еще пребывать Младенцу?» Он вошел в дом, привычно выпевая про себя: «Славьте Господа, который один творит чудеса великие, ибо вовек милость Его»7.
Утренняя служба, по давно заведенному обычаю, начиналась в семь часов. Летом прихожан собиралось немного.
Перед началом, как и требовал канон, архидиакон читал утренние молитвы. По четвергам ему помогал пономарь, в остальные дни он обходился без него. Но пономарь любил поспать, часто опаздывал, и ключи от церкви обычно хранились у архидиакона. Позванивая ими, он наутро, в половине седьмого, подходил к двери храма. И вот тут-то раннее утро уготовило ему неожиданность. Дверь не просто была открыта, она висела на одной петле, и замок, вырванный с мясом, лежал возле стены. Архидиакон уставился на вход, подошел поближе, присмотрелся и бросился в храм. Через несколько минут он уже уяснил себе размеры ущерба. Два ящика с пожертвованиями «на бедных» и «на храм», стоявшие возле купели, были взломаны, подсвечники в алтаре повалены, алтарная занавесь сорвана, дверь в ризницу тоже взломана, а золотые потир и дискос, память о сэре Джоне, исчезли. На добела отмытой стене чернели какие-то выцарапанные знаки.
Неведомые силы пытаются изменить мир в романе «Место льва». Земная твердь становится зыбью, бабочка способна убить, птеродактиль вламывается в обычный английский дом, а Лев, Феникс, Орел и Змея снова вступают в борьбу Начал. Человек должен найти место в этой схватке архетипов и определиться, на чьей стороне он будет постигать тайники своей души.
В романе «Тени восторга» начинается война цивилизаций. Грядет новая эра. Африканские колдуны бросают вызов прагматичной Европе, а великий маг призывает человечество сменить приоритеты, взамен обещая бессмертие…
Сюжет романа построен на основе великой загадки — колоды карт Таро. Чарльз Вильямс, посвященный розенкрейцер, дает свое, неожиданное толкование загадочным образам Старших Арканов.
Это — Чарльз Уильяме Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской.Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильяме Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.
Старинный холм в местечке Баттл-Хилл, что под Лондоном, становится местом тяжелой битвы людей и призраков. Здесь соперничают между собой жизнь и смерть, ненависть и вожделение. Прошлое здесь пересекается с настоящим, и мертвецы оказываются живыми, а живые — мертвыми. Здесь бродят молчаливые двойники, по ночам повторяются сны, а сквозь разрывы облаков проглядывает подслеповатая луна, освещая путь к дому с недостроенной крышей, так похожему на чью-то жизнь…Английский поэт, теолог и романист Чарльз Уолтер Стэнсби Уильямс (1886–1945), наряду с Клайвом Льюисом и Джоном P.P.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Клод Сеньоль — классик литературы «ужасов» Франции. Человек, под пером которого оживают древние и жуткие галльские сказания…Переплетение мистики и реальности, детали будничного крестьянского быта и магические перевоплощения, возвышенная любовь и дьявольская ненависть — этот страшный, причудливый мир фантазии Клода Сеньоля безусловно привлечет внимание читателей и заставит их прочесть книгу на одном дыхании.
Это — английская готика хIх века.То, с чего началась «черная проза», какова она есть — во всех ее возможных видах и направлениях, от классического «хоррора» — до изысканного «вампирского декаданса». От эстетской «черной школы» 20-х — 30-х гг. — до увлекательной «черной комедии» 90-х гг.Потому что Стивена Кинга не существовало бы без «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» Стивенсона, а Энн Райс, Нэнси Коллинз и Сомтоу — без «Вампиров» Байрона и Полидори. А без «Франкенштейна» Мэри Шелли? Без «Комнаты с гобеленами» Вальтера Скотта? Ни фантастики — ни фэнтези!Поверьте, с готики хIх в.
Кто не знает Фрица Лейбера — автора ехидно-озорных «Серебряных яйцеглавов»и мрачно-эпического романа-катастрофы «Странник»?Все так. Но… многие ли знают ДРУГОГО Фрица Лейбера? Тонкого, по-хорошему «старомодного» создателя прозы «ужасов», восходящей еще к классической «черной мистике» 20 — х — 30 — х гг. XX столетия? Великолепного проводника в мир Тьмы и Кошмара, магии и чернокнижия, подлинного знатока тайн древних оккультных практик?Поверьте, ТАКОГО Лейбера вы еще не читали!