Война: ускоренная жизнь - [41]

Полевая жандармерия без лишних слов ставит к стенке людей, вся вина которых состоит только в том, что они, поддавшись инстинкту самосохранения, бросились поднимать упавшую с машины буханку хлеба. А здесь, в штабе армии, который, вне всякого сомнения, по категории питания относится к тем, кто «далеко позади» и от которого все ожидают, что сам-то он строжайшим образом выполняет свои приказы, именно здесь целыми штабелями лежит то, что для фронта уже стало одним воспоминанием и что подбрасывается как подачка в виде жалких крох».

Союзники немцев, сражающиеся бок о бок с ними венгры, румыны, хорваты, итальянцы обычно не видели и этих «крох». Причем плохое питание в их частях имело место задолго до окружения на Дону и Волге, еще во время победоносного шествия союзных армий на Сталинград.

Уже летом 1942 года венгров возмущало, что немецкие части снабжались несравненно лучше их. 27 июня начальник генштаба венгерской армии констатировал: «Часто имеют место сильные столкновения, что не способствует добрым отношениям между союзниками». О «нежелательных трениях» между немецкими властями и командованием венгерских частей говорилось и в секретном приказе хортистского командования. Командиры дивизий и полков пытались пресечь эти противоречия угрозами. В одном из приказов по 46-му пехотному полку в июне 1942 года года говорилось: «За выражение недовольства питанием виновные будут наказаны. Но все должны знать, что больше 120 г мяса и 150 г хлеба все равно никто не получит».

Не устраивал немецкий паек и итальянцев. Командование продвигавшегося к Дону экспедиционного корпуса Муссолини считало, что он должен соответствовать итальянскому уставу. В ответ на такое требование немецкое командование ответило письмом, в котором говорилось: «Немецкий солдат не имеет права на твердый паек; он получает то, что родина и интендантство могут ему предоставить. Раздача производится в зависимости от наличия продуктов. Войска берут все, что имеется, из ресурсов страны, где они находятся. В соответствии с этим принципом немецкое интендантство не может гарантировать постоянное наличие всех продуктов, составляющих итальянский паек».

Однако «принимать меры к использованию местных ресурсов», то есть самим проводить грабежиреквизиции продовольствия, для итальянцев было довольно затруднительно по весьма банальной причине:

«Мы постоянно сталкивались, — отмечает командующий итальянским экспедиционным корпусом (КСИР) генерал Мессе, — с органами немецкой экономической оккупации, которые с невероятной оперативностью учреждались в захваченных населенных пунктах и накладывали руку на все имеющиеся ресурсы».

Несколько позже, во время отступления под Сталинградом зимой 1942–43 годов немцы стали «накладывать руку» и на собственно итальянские запасы. В своей книге «Немногие возвратившиеся» офицер КСИР Эудженио Корти вспоминает, как во время боев за станцию Чертково в Ростовской области службы, занимающиеся снабжением корпуса, бросили свои склады сразу же после появления советских танков. И далее:

«Немцы, защищавшие город, сочли склады своей военной добычей. Только в самый первый день итальянские солдаты сумели разжиться кое-какими продуктами. Уже на второй день немцы поставили у складов вооруженных часовых. Благодаря усилиям наших старших офицеров в городе начали действовать два пункта выдачи продовольствия. Но порции были очень маленькими. Только те, кто успел вовремя утащить что-нибудь со складов, питались нормально. Но несколько тысяч человек жили впроголодь.

К тому времени во всех домах находились раненые и обмороженные, которые не могли двигаться и самостоятельно ходить за едой. Поэтому тот, кого отправляли на поиски пропитания, был вынужден часами стоять в бесконечных очередях и все равно не получал достаточного количества продуктов. Думаю, что в Черткове было немало умерших от голода. В результате солдаты начали воровать, причем нередко при попустительстве своих офицеров. Немцы без зазрения совести открывали по ним огонь. Очень обидно расстаться с жизнью таким образом»

Нередкими были случаи столкновений между немецкими и итальянскими солдатами и, так сказать, в частном порядке. Корти вспоминает, как в канун нового 1943 года во время отступления «мы встретили на дороге немца, который нес в руках пироги. В день Святого Силивестра немцам выдавали «специальный паек». Он обратился к нам на своем языке. Валорци, который неплохо говорил по-немецки, ответил. После чего немец ехидно рассмеялся и принялся осыпать нас бранью. Отвечая, мы тоже не выбирали слова. А что нам оставалось делать? Не стрелять же в него. Но Валорци еще долго переживал, вспоминая этот неприятный эпизод».

Картины тяжких испытаний и полуголодного существования во время выхода из советского окружения на Дону остались в памяти итальянского офицера до конца его жизни:

«Наша группа офицеров тоже вошла в одну избу. Там были люди. Мы попросили чего-нибудь поесть. Русские молча указали нам на квашеную капусту в бочке. Яство показалось мне совершенно отвратительным, и я едва заставил себя проглотить немного противного месива. Но немцы, при активной помощи наших солдат, сожрали все подчистую. Зато как же там было тепло!