Война: ускоренная жизнь - [16]

Командир взвода, а затем роты в 8-м офицерском штрафбате 1-го Белорусского фронта (командные должности в таких подразделениях занимали не штрафники, как в современном кино, а обычные офицеры. — Авт.) Александр Пыльцын, вспоминая осень 1944 года в Белорусском Полесье, пишет в своей книге «Правда о штрафбатах»:

«Нигде ни раньше, ни позднее не было так здорово организовано питание, включая офицерские «доппайки», иногда даже с американским консервированным, непривычно остро пахнувшим плавленым сыром и рыбными консервами».

Это, пожалуй, можно действительно считать образцом организованного питания. А вот коллеге Пыльцына, офицеру постоянного состава 610-й Отдельной штрафной роты Волжской военной флотилии Петру Бараболе «специальный» офицерский паек зимы 1942 года под Сталинградом запомнился «промерзшими консервами и ежедневным гороховым супом (до сих пор испытываю к нему стойкое отвращение)».

Нужно отметить, что и на фронте, и в резервных частях доппаек офицерам зачастую выдавался не ежедневно, а, так сказать, по мере накопления. Артиллерист Иван Новохацкий вспоминал, что во время его пребывания в дивизионе резерва офицерского состава командиры питались из обычной походной кухни, и пища эта была самой неприхотливой: суп или щи и каша на второе да чай. Один раз в месяц офицерам выдавали положенный дополнительный паек: «банку консервов (обычно в томатном соусе), пачку печенья, кусок масла или сала грамм 300–400».

Офицеры с большими звездами и само собой генералы дополнительный прибавок к своему столу зачастую организовывали сами, без помощи государства.

В своей книге «Правда о штрафбатах» Александр Пыльцын пишет о том, что, когда их батальон вел кровопролитнейшие бои на Неревском плацдарме за Вислой (октябрь 1944 года), в которых были убиты и ранены четверо из пятерых бойцов 8-го офицерского штрафбата, командир этого подразделения находился на другом берегу реки и тоже время даром не терял. Ему раздобыли пару дойных коров, которых подполковник Батурин содержал на приличном удалении от переднего края и возил за собой постоянно. «С «барского» стола и нам (постоянным офицерам батальона. — Авт.) иногда доставлялись то «кава» (кофе), то чай с молоком», — вспоминает Пыльцын.

Таких случаев можно было бы, пожалуй, привести немало, но хочется ограничиться этим и вспомнить о младшем офицерском составе Красной армии, многие из представителей которого обычно делились положенным им доппайком со своими солдатами. Особенно это было развито в небольших подразделениях — экипажах танков и самоходных орудий, разведвзводах, артиллерийских расчетах и т. д., где командиры проводили с подчиненными практически все время вместе и, как правило, находились с ними в товарищеских отношениях. Вместе дневали и ночевали, в буквальном смысле к плечу плечо шли в смертельный бой.

Чувство товарищества младшие офицеры проявляли и тогда, когда речь шла об иных специфических видах положенного военного довольствия, в частности, такого, как выдаваемый перед наступлением, рейдом в тыл противника, глубоким разведпоиском неприкосновенный запас продовольствия, так называемый НЗ, который полагалось не трогать до особого распоряжения. Однако на практике до такого распоряжения НЗ не «доживал», поскольку с ним фронтовики обычно расправлялись сообразно немудреной логике, практический образец которой представлен в замечательной книге писателя-фронтовика, дважды горевшего в самоходке Виктора Курочкина «На войне как на войне».

«По уставу не положено, — сказал Саня.

Бянкин вынул из кармана нож:

— Лейтенант, неравно убьют, так зачем же добру пропадать?

— А если не убьют, то на тетушкином аттестате проживем, — заявил Щербак.

Саня помолчал, вздохнул и махнул рукой. Возражал он не потому, что был такой уж дотошный хранитель уставных норм, а просто потому, что был командир. И если бы заряжающий с наводчиком не проявили инициативы насчет тушенки, он проявил бы ее сам».

Кстати сказать, в качестве НЗ в тот раз экипаж самоходного орудия под командованием младшего лейтенанта Малешкина, состоявший из четырех человек, получил четыре куска сала, четыре банки свиной тушенки и сухари. По фронтовым меркам довольно неплохо.

Но самым «крутым» из разнообразных НЗ и «сухпаев» был, пожалуй, предусмотренный пунктом 9 все того же Приказа наркомата обороны № 312 от 12 сентября 1941 года на случай аварий и вынужденных посадок самолетов, «пищевой запас», в котором на одного человека полагалось:

— молока сгущенного 3 банки

— консервов мясных 3 банки

— галет «крекер» 800 граммов

— шоколада 300 граммов

— сахара 400 граммов или вместо шоколада печенья 800 граммов.

Не проводя никаких аналогий, хочется все-таки сказать, что шоколад, «крекеры» и сгущенное молоко пехотный рядовой Ваня имел возможность получить только одним способом, захватив в качестве трофеев продзапасы германского вермахта. Или, что менее вероятно, в госпитале.

Впрочем, бывали и редкие исключения из этого правила. В книге «Наедине с прошлым» фронтовой журналист Борис Бялик вспоминает, как в феврале 1942 года на Северо-Западном фронте во время подготовки парашютного десанта на Порхов его участникам перед операцией выдали в качестве доппайка шоколад, но не простой, «а с примесью сухого спирта: по своему действию плитка равнялась дневной норме доппайка».