Война - [41]

– Знаете, я спрашивал его. В тот же день, по просьбе леди Миши. Кажется, она надеялась, что я признаю Флетчера невменяемым и она сможет отстранить его от командования. – Он скривил рот. – Боюсь, я ее разочаровал. Капитан Флетчер был в абсолютно здравом уме.

Мартинес почти сорвался на крик:

– Так почему же он убил Тука?

Цзай быстро облизал губы.

– Сказал, что убил, потому что того требовала честь "Прославленного".

Мартинес уставился на врача. Слова замерли на языке. Он глотнул виски.

– Что он имел в виду? – наконец выговорил капитан.

Цзай пожал плечами.

– Вы дружили?

Цзай покачал головой.

– На корабле у Гомберга не было друзей. Он полностью погрузился в свое дело и ожидал того же от остальных.

– Но вы же отправились за ним на "Прославленный".

Цзай чуть улыбнулся и потер ногу.

– У этой работы свои преимущества. Моя практика на Сандаме процветала, но было скучно, так скучно, что моя жена ушла к другому. Дети почти взрослые. Когда молодой Гомберг получил корабль и предложил мне место, я понял, что не видел ни Заншаа, ни Пасти, ни Торговых рядов Харзапиды. И я посетил все это и даже больше.

Мартинес неожиданно разозлился. Ответы доктора не приблизили к разгадке смерти Флетчера, запутывая всё сильнее, а ведь единственное, что он действительно хотел узнать о капитане, было имя его убийцы. Даже плевать на мотивы. Он просто хотел найти преступника и забыть об этом деле.

– А что там висит у Флетчера в спальне? – спросил Мартинес. – Что за человек привязан к дереву?

На губах доктора заиграла легкая улыбка.

– Часть коллекции, которую нельзя показывать чужим. У капитана Флетчера было специальное разрешение от Управления цензуры, позволявшее собирать религиозное искусство.

Мартинес онемел. Религии давно запретили – во благо общества. Праксис гласил, что верования приводят к иррациональным и бездоказательным умозаключениям по поводу устройства вселенной. Под запрет попали и произведения искусства, вдохновленные такой верой. Обычно их можно было увидеть только в музеях предрассудков, построенных в главных мегаполисах империи.

Конечно, всегда существовали коллекционеры и ученые, которым доверялось иметь дело со столь опасным материалом. Но то, что на борту "Прославленного" оказался не только один из них, но и с частью такой коллекции, в голове не укладывалось.

– Его интересовали какие-то определенные культы? – наконец спросил Мартинес.

– Те, после которых остались замечательные образчики живописи и скульптуры, – ответил Цзай. – Не знаю, знакомы ли вы с искусством древней Терры…

– Нет.

– Множество произведений, особенно относящихся к ранней эпохе, было связано с той или иной религией. Конечно, сегодня многие из тех культов позабылись и связанные с ними предметы выставляются в обычных музеях.

– Вот как. – Мартинес побарабанил пальцами по столу. – А почему капитан Флетчер повесил это… этот предмет… на стену, ведь каждый раз, засыпая, он видел именно его?

Цзай казался искренним.

– Не знаю. Но хотел бы знать, лорд капитан.

– Ведь это никак не связано с эротикой, нет?

Вопрос развеселил доктора.

– Вряд ли Гомберг увлекался гомосексуальным бичеванием. – Он пожал плечами. – Но люди такие разные, вы меня понимаете?

Ещё одно разочарование. Мартинес рассердился.

– Кажется, да.

Цзай поставил пустой стакан на поднос.

– Благодарю, лорд капитан. Жаль, что почти не помог вам.

Мартинес многозначительно посмотрел на вещественные доказательства:

– Зато нам поможет это.

– Надеюсь. – Цзай встал и собрал коробочки. – Пойду делать анализы. С вашего разрешения.

Мартинес вздохнул:

– Удачи, лорд доктор.

Цзай поплелся к двери, даже не пытаясь салютовать. Мартинес проводил его взглядом и вызвал Алихана.

– Передай Перри, что можно подавать ужин, если все готово. До завтрашнего дня я останусь в своей каюте, распакуй вещи, которые понадобятся мне до завтрака.

– Хорошо, милорд. – Алихан наклонился и наполнил стакан Мартинеса. – Будут еще указания, милорд?

Мартинес посмотрел на него.

– Что слышно?

Алихан ответил извиняющимся тоном:

– Я весь день провел здесь, милорд, упаковка и так далее. У меня просто не было возможности поговорить с кем-либо на корабле.

– Ясно, – пробормотал Мартинес. – Спасибо.

Алихан ушел. Гарет просмотрел файлы, доступные с его капитанского ключа, и послал Цзаю разрешение для базы отпечатков пальцев экипажа. Через несколько минут Перри принес ужин. Мартинес ел левой рукой, а правой держал стило, перелистывая документы на столе.

Он просмотрел все необходимое для командования кораблем.

***

После того как Перри убрал посуду, Мартинес разослал сообщения всем старшинам и главам отделов с приказом отчитаться о действиях подчиненных этим утром. Лучше сделать это сразу, пока свежи воспоминания. Потом он вызвал первого лейтенанта Фульвию Казакову.

– Вы на вахте, лейтенант?

– Нет, милорд. – Она явно удивилась вопросу.

– Буду признателен, если вы зайдете в мой кабинет.

– Будет сделано, милорд. – Она помешкала. – В который из них, милорд?

Мартинес улыбнулся.

– В прежний. В ваш.

Когда он попал на корабль третьим по старшинству офицером, ему предоставили третью по роскоши каюту, которую до него занимала первый лейтенант. Казакову переселили в каюту другого лейтенанта, того – в другую и так далее, пока самый младший лейтенант не был перемещен к кадетам. "Завтра, – подумал Гарет, – все вздохнут с облегчением, получив свои места обратно."