Война торговцев космосом - [71]

Небрежно махнув в знак приветствия кому-то из знакомых, я вошел в вестибюль. Я чувствовал на себе любопытные взгляды, видел на лицах встречных разную степень удивления, и еще больше удивлялся себе сам. Со мной действительно что-то произошло за время пребывания в лечебнице. Я не только избавился от вредных привычек, но и что-то приобрел. Что именно, я пока еще толком не разобрался, но одно было несомненно — у меня появилось чувство, которое, по-моему, довольно близко было к такому понятию как «совесть».

Мое неожиданное появление в кабинете потрясло беднягу Диксмейстера.

— Это вы, мистер Тарб? — не поверил своим глазам Денни. — У вас отличный вид. Отпуск пошел вам на пользу.

Еще бы. Зеркало и весы уже давно убедили меня в этом. Я поправился на двадцать килограммов, руки больше не тряслись, я прочно стоял на ногах. Даже самая аппетитная реклама, которую мне довелось увидеть по пути сюда, не вызвала ностальгии по прежним привычкам.

— Продолжай заниматься своим делом, Денни, — сказал ему я. — Я не сразу включусь в работу. Мне нужно еще повидать Митци. Увы это было не так просто. Первая попытка не удалась — ее не было на месте. Мой второй визит в ее офис тоже бы неудачен. Наконец, я поймал ее где-то на полдороге между нашими кабинетами. Но она опять ужасно торопилась.

Ее, оказывается, ждал мистер Хэйзлдайн, как объяснила мне секретарша № 3.

И все же Митци задержалась. Она закрыла дверь кабинета, и мы поцеловались. Отстранившись, она пытливо смотрела на меня, а я смотрел на нее. Наконец, с каким-то печальным удивлением она произнесла:

— Ты отлично выглядишь, Тенни.

— Ты тоже, Митци, — радостно ответил я. И, чтобы не погрешить против истины, добавил: — Во всяком случае, я так считаю.

Я понял, что ее зеркало было не столь милосердным по утрам, чем мое теперь. Вид у нее был измученный. Но несмотря на все, я был субъективно прав, ибо мне было все равно, как она выглядела, лишь бы я мог смотреть на нее. Синяки под глазами, разумеется, были, но ее спасал смуглый цвет лица, делавший их почти незаметными. Но, увы, они говорили, что Митци недосыпает и, возможно, забывает о еде. И тем не менее, для меня она была прекрасна.

— Там было ужасно, да, Тенни?

— И да и нет. В общем средне.

Стоит ли рассказывать, как меня мучила тошнота, как я готов был перерезать себе горло любым острым предметом, если бы он попался мне в руки. Я отогнал воспоминания.

— Митци, — сказал я, — мне надо сказать тебе, по крайней мере, две очень важных вещи.

— Разумеется, Тенни, но ты же знаешь, как я занята именно сейчас…

Я не дал ей закончить.

— Митци, давай поженимся.

Она застыла, судорожно сжав руки. Глаза ее округлились, как от испуга. Я встревожился не на шутку, что она потеряет линзы, как в тот раз. Однако я отступать не собирался.

— Я многое передумал, когда был в Центре. И все решил.

В приемной было слышно, как злится Хэйзлдайн.

— Митци! Да идем же наконец! — не выдержал он.

Она медленно приходила в себя, протянула руку к сумочке на столе и наконец открыла дверь. И все это время она смотрела на меня своими широко открытыми глазами.

— Митци, ты слышишь меня? — снова крикнул Хэйзлдайн.

— Иду, — коротко ответила Митци, а мне торопливо шепнула на ходу: — Тенни, дорогой, я не могу говорить об этом сейчас. Я позвоню тебе.

Она вышла.

Но не пройдя и нескольких шагов, вернулась и на виду у всех поцеловала меня. И еще: прежде, чем исчезнуть в лифте, она успела мне шепнуть:

— Я не возражаю.

Увы, она не позвонила. Я прождал весь день.

Поскольку я до этого никогда не делал предложений, я так и не был уверен, следует ли ее исчезновение считать согласием. Я чувствовал себя так, как когда-то Митци, та другая Митци, что была на Венере, в нашу первую ночь. Я тогда сплоховал, нервничал и спешил, и забыл о ней, и ей пришлось мне об этом сказать. Чертовски было не по себе. Так почему-то было и сейчас. Тяготила неуверенность.

К тому же я не успел сказать ей второй важной вещи.

К счастью, работа не позволяла маяться в раздумьях. Диксмейстер пустил все полным ходом, но Диксмейстер — это все же не я. Поэтому я не давал ему спуску, придирался к каждой мелочи, заставлял переделывать. Вид у него был порядком измочаленный, когда я наконец вечером отпустил его домой. А сам, решая где мне переночевать, бросил монетку — увы, выпала решка. Пришлось отправляться в соседний отель. Утром предстояло рано вставать.

А утром я уже был в приемной Митци, где секретарь № 3 сообщила мне, что, как она узнала от секретаря № 2, мисс Ку не будет все утро, не будет и ее первого секретаря. Я провел целых двадцать пять минут, из часового обеденного перерыва, в приемной Митци, руководя оттуда по телефону Диксмейстером. Митци не появилась. Все мои утренние планы полетели к черту.

В этот вечер я пошел ночевать к Митци.

Дверь беспрепятственно открылась, я вошел, но Митци дома не было. Пришел я в десять вечера, а проснувшись в полночь, обнаружил, что я все еще один. В шесть утра, подождав еще немного, я отправился в агентство. «Да, мистер Тарб, мисс Ку звонила поздно вечером и сообщила, что какое-то время ее не будет в городе», услышал я от секретаря № 3. «Она сама с вами свяжется. Скоро».