— Диксмейстер! — заорал я.
Но тот уже стоял в дверях.
— Наш велосипедист? Как он там?
— Сегодня утром пять раз свалился с велосипеда, — мрачно доложил Диксмейстер. — Боюсь, он никогда не научится. Если вы намерены и дальше…
— Да, намерен, черт возьми!
Он испуганно глотнул воздух.
— Никаких проблем, мистер Тарб. Я все держу под контролем. Мы возьмем парочку клипов с другими гонщиками, попробуем смонтировать…
— Даю тебе десять минут, — распорядился я.
Через десять минут он уже доложил, что клипы готовы.
— Показывай, — сказал я, и он с гордостью включил экран.
Должен сказать, он отобрал отличные карты. Всего было четыре пленки и на каждой крупным планом лицо гонщика, смахивающего на нашего парня, так и не научившегося справляться с велосипедом. Победитель глядел в камеру, он улыбался. Можно без труда вместо него вмонтировать физиономию нашего неудачника и создать рекламный клип, но теперь уже для президентских гонок. Последняя из пленок особенно порадовала меня. Это было то, что нужно.
— Ты видел эти кадры? — подозвал я Диксмейстера. Разумеется, он не видел их, и я укоризненно погрозил ему пальцем. — Падение гонщика, — пояснил я снисходительно.
На одном из кадров в последнем куске пленки был зафиксирован момент падения четвертого из гонщиков, который у самого финиша вдруг круто повернул руль, стараясь избежать столкновения с рядом идущим третьим номером. В последующих кадрах камера скользнула, не задерживаясь, по испуганному и жалкому лицу упавшего и затем снова дала крупным планом счастливое лицо победителя.
Но до Диксмейстера опять ничего не дошло.
— Нам надо создать рекламу нашему растяпе в предстоящих предварительных президентских выборах, — торжественно произнес я.
От изумления Диксмейстер потерял дар речи.
— Но он… он… не может, — наконец пролепетал он.
— Мы сделаем это, — решительно заявил я. — И вот еще что. Вглядись в того, кто упал. Тебе он кого-нибудь напоминает?
Диксмейстер зафиксировал кадр и внимательно вгляделся в него.
— Нет, не напоминает, — наконец неуверенно признался он. — Хотя, может быть… — Он осекся. — Президента?
Я кивнул.
— Но ведь он наш? Разве мы не хотим, чтобы наш человек…
— Первое, чего мы не хотим, Диксмейстер, — прервал я его, — это, чтобы наш человек проигрывал, кто бы он ни был… Я уже говорил тебе о предварительных выборах. Если он победит, что ж, мы дадим ему еще один шанс. Но если случится так, что наш растяпа, свалившийся с велосипеда на гонках, способен обогнать нашего президента на «праймерис» [1], почему бы не дать ему шанс. Пустим в ход эту пленку. Займись монтажом кадра с падением. Дай упавшему лицо Президента, без резкости, смазанно, так, чтобы сходство лишь угадывалось.
Диксмейстер оторопело глядел на меня. Но понемногу что-то начало срабатывать в его башке, и наконец он расплылся в подобострастной улыбке.
— Феноменально! — завопил он. — Вы выдали еще один шедевр, мистер Тарб!
Да, меня буквально распирало от гениальных идей. Но почему-то на душе было прескверно.
К пятнице я уже иссяк. Митци, с которой я столкнулся в холле, при виде меня, должно быть, испытала что-то вроде легкого шока.
— Что с тобой, Тенни? — испуганно воскликнула она. — Ты не спишь, моришь себя голодом?..
Но Хэйзлдайн, подхватив ее под локоть, уже тащил к лифту. Митци еще несколько раз обеспокоенно оглянулась на меня.
Да, я чертовски похудел. Да, я не спал. Я был на таком взводе, что даже Нельсон Рокуэлл не отваживался приставать ко мне.
Казалось, я должен был бы чувствовать себя отлично. Дела шли хорошо, будущее сулило перспективы, каких у меня никогда еще не было. Митци и Хэйзлдайн вот-вот сделают решающий ход. Я ежедневно, даже ежечасно доказывал им свою полезность и лояльность как союзник. В моем воображении возникала картина недалекого будущего, когда у меня будет кабинет на пятьдесят пятом этаже нашей башни с настоящими окнами и, возможно, персональным душем…
И вот этот день настал. Случилось все в эту же пятницу, в четыре пятнадцать пополудни. Я только что вернулся из клиники неврозов, где пытался подобрать кандидата в судьи Апелляционного суда. Войдя в Агентство, я тотчас же понял, что что-то случилось. В вестибюле стоял гул голосов, люди собирались группками, о чем-то переговаривались и перешептывались, лица у всех были растерянные и испуганные. В лифте я услышал имя Митци Ку, произнесенное одной из наших младших сотрудниц, шептавшейся с подружкой. Выйдя из лифта, я подождал ее на площадке.
— Митци теперь у нас босс, не так ли? — спросил я с беззаботной улыбкой.
Она как-то странно посмотрела на меня.
— Да, она — босс. Но только не у нас, — ответила она и, отодвинувшись от меня, поспешила уйти.
Охваченный недобрыми предчувствиями, я немедля направился в кабинет Вэла Дембойса.
— Вэл, дружище, что случилось? — с тревогой воскликнул я. — Сменилось начальство?
Он буквально пригвоздил меня к месту своим холодным взглядом.
— Руки! — прошипел он. — Убери руки со стола. Ты портишь полировку.
Да, в Агентстве стряслось что-то нешуточное, подумал я.
— Вэл, прошу тебя, объясни, что произошло.
— Все это дело рук твоей подружки Митци и этого борова Хэйзлдайна. Нет, они не скинули Старика. Они взяли его на испуг, провели за нос. Обычный прием, старый, всем известный «маневр Икана».
