Война солдата-зенитчика - [9]

В казарме мне показали мою кровать, я положил под нее свой чемоданчик, подремал на ней примерно полчаса (так как ночью спал плохо), и после этого меня потревожили появившиеся два солидных соседа – старшие лейтенанты, носившие на петлицах своих гимнастерок по три темно-красных квадрата – кубика, как тогда эти знаки отличия называли. Оба они устроились на своих кроватях, и мы познакомились. Оказалось, что соседи тоже поступают в академию и что завтра им предстоит собеседование в 14 часов. Я спросил, не ошибка ли это, поскольку мне назначили эту процедуру на 10 часов. Они ответили, что не ошибаются, так как этот срок только что сообщил им секретарь. И тут я подумал, что срок собеседования могли перенести и что соседи, наверное, правы. А о том, что даты собеседования для гражданских и военных абитуриентов (кстати, этого слова мы в те времена и не слышали), а также вообще могут быть различными, я не догадался. Не сообразил и сбегать снова к секретарю и уточнить свой срок.

Соседи сильно усомнились в возможности приема меня в академию из-за моего еще мальчишеского состояния. Но я решил им показать, что не лыком шит: когда вместе стали выходить из помещения, я увидел в зале турник, залез на него и продемонстрировал на нем упражнение «склепка», чем их очень удивил. Затем мы сходили по-малому в общеказарменный туалет, вышли в город, и я отделился от соседей. И так я впервые и самостоятельно отправился гулять по незнакомым улицам Москвы, пользуясь ее картой – планом.

Прошел пешком назад снова Покровский и Чистопрудный бульвары, прошагал остаток улицы Кирова (ныне Мясницкую) и вышел на площадь Дзержинского (Лубянку). Здесь подошел к памятнику Ивану Федорову, посетил подвальный туалет, в котором бабка за пятачок продавала входные билеты, отрывая их с рулончика, подвешенного ниткой на шее, и оказался на Охотном ряду. Отсюда, не доходя до гостиницы «Москва», по узкому проходу вышел на улицу 25 Октября (ныне Никольская) и пришел на Красную площадь, о чем давно мечтал. Увидел здесь потрясающие церковь Василия Блаженного, кремлевские стены, Спасскую башню с часами, Мавзолей Ленина с двумя часовыми у входа, Исторический музей и здание нынешнего Главного универсального магазина (ГУМа), в котором тогда не торговали ничем. Затем вышел на Манежную площадь и посмотрел, как там рабочие разбирают и нагружают на грузовые автомашины остатки взорванного ранее дома, располагавшегося перед гостиницей «Москва» и Историческим музеем. Увидел также убираемые руины от всех взорванных и сносившихся домов на правой стороне улицы Горького (Тверской) от ее начала и несколько дальше места здания Моссовета (это здание тогда только что передвинули поперек на нынешнее место и, кажется, достраивали сверху еще на два этажа). Миновал гостиницу «Центральная» и добрался до Пушкинской площади, где памятник великому поэту стоял слева у начала Тверского бульвара, а по соседству со зданием «Известий» находился очень уютный кинотеатр «Центральный»…

Утром следующего дня после завтрака в буфете вместе с соседями я снова долго походил по Москве. Затем вернулся в казарму, пообедал в столовой академии и вместе с соседями же к 14 часам пришел в комнату приемной комиссии, где представился секретарю. Тот удивился и сразу задал мне вопрос, почему я не пришел на собеседование к 10 часам утра.

Затем он попросил меня приблизиться к нему головой поближе, что я и сделал, и после этого почти шепотом сказал мне в ухо, что собеседование, на которое я не явился в положенное время – в 10 часов, для меня уже совершенно не нужно, так как вчера сразу после моего ухода от него ему пришлось добавить в папку с моими документами только что пришедшее в адрес академии очень плохое для меня письмо с моей родины, касающееся прошлого моего отца. Поэтому у меня практически нет шансов быть принятым в данное высшее военное учебное заведение. Я не стал дальше что-либо говорить капитану, догадавшись, что в том письме наверняка сообщается о пребывании отца в Белой армии и что это письмо – дело рук одного местного недоброжелателя нашей семьи, которого не буду называть, чтобы не обидеть его потомков.

Секретарь одновременно посоветовал мне сейчас же забрать у него мои документы и, не теряя времени, отнести их в любой московский гражданский вуз, куда я захочу и который меня с удовольствием и сразу же примет на учебу. Конечно, я сильно огорчился, но делать было нечего. Поэтому, тихо поблагодарив за совет капитана, взял от него вынутые им из папки с моим личным делом нужные мне документы и вложил их в другую – пустую папку, которую, достав из своего шкафа, дал мне тот же капитан, хотя об этом я его и не просил. Затем я попрощался с секретарем и ушел от него, унося папку со своими документами…

Я имел право еще раз переночевать в казарме академии, но мне стало не по себе, и поэтому, сдав постель дежурному по казарме, а также пропуск на выходе из здания, зашагал прочь от него с чемоданчиком и папкой с документами. Так бесславно закончилась моя попытка стать профессиональным военным. И уже через три года стало ясно, что случившееся обернулось для меня только благом, так как в противном случае я мог, без сомнения, погибнуть в надвигавшейся войне. Слава богу, что тогда все так со мной случилось!..