Война - [8]

— Ну! — заорал лейтенант. — Долго еще будем канителиться?

Сокровище занял для меня место слева у стенки, поэтому я мог прислониться к ней, но зато ничего не видел сквозь проем двери.

Снаружи кричали всякое. Раздался гудок паровоза, и поезд медленно тронулся с места. Куда мы ехали? «В Россию», — сказал кто-то. А какая она — Россия? Здесь вот светит солнце. Россия рисовалась мне серой глухоманью.

— На запад едем! — крикнул кто-то, стоявший у раздвинутой двери. — Только что повернули. Едем в Париж!

— Урра! Уррааа! — доносились снаружи детские голоса.

У двери под стук колес запели: «Германия, Германия превыше всего». Остальные подхватили. В соседнем вагоне пели неторопливо и уныло:

Мари, Мари прозвал меня отряд,

Пусть прост и скромен мой наряд,

Но незавидною своей судьбой

Не поменяюсь ни с какой княжной.

Снова дети кричали «ура», и им снова отвечали песней. Солнце окрасило багрянцем лица стоявших у двери. Я видел, как смеялся Цише, сверкая белыми зубами, простодушно радуясь всему, что происходит.

Потом быстро стемнело. В вагоне было жарко от солнца, весь день накалявшего крышу. Поезд замедлил ход и остановился.

Луч света упал на правую стенку вагона.

— Выходить, раздача пищи!

В вагоне зашевелились, проснулись, встали. Искали в темноте котелки и ложки. Ярко вспыхивали электрические фонарики. Мы перелезли через скамейки, построились снаружи, и нас повели в большой деревянный барак. Карбидные лампы стояли на столах из свежесрубленного дерева. За прилавком дамы раздавали говядину с лапшой. Какой-то древний старик в форме полковника бродил взад и вперед. Белые космы свисали из-под плоской фуражки на толстые погоны.

И снова в путь. Равномерно стучали колеса. От двери потянуло холодком. Сокровище совсем навалился на меня. Кончилось тем, что голова его ударилась о мои колени. Тут он очнулся, а потом снова начал валиться на меня. Мне же не спалось. И не думалось ни о чем. Но на душе было неспокойно.

Я пробудился с чувством тревоги. Кто-то толкал меня в спину.

— Пропусти-ка! Сейчас пузырь лопнет!

Я потянул Сокровище к себе. Он не проснулся. Тому парню пришлось будить одного за другим. Когда он возвратился, почти все уже опять заснули, и пришлось их будить еще раз. Было темно и порядком холодно. И как-то неспокойно вокруг.

Я снова проснулся. Светало. Сокровище еще спал. Вид у него был неопрятный, жалкий. Кое-кто уже потягивался, зевал.

Стало еще прохладней, хотя выглянуло солнце. Сокровище проснулся и сонно улыбнулся мне.

— Хочется есть, — сказал он, полез под скамейку за ранцем и ударился головой о сидящего впереди.

— Дайте человеку поспать, — заворчал тот, проснулся и тоже принялся за еду.

Поезд остановился.

— Выходи получать кофе!

— Ну вот, можно снова размять ноги!

Мы вышли, стали потягиваться и пробежались немного. На открытой платформе дымила наша полевая кухня. Повара в шинелях разливали половниками кофе в котелки.

Двинулись дальше. Порой я что-то видел: мелькающие деревья или дома. Я попробовал было встать. Но кругом на полу валялись вещи, и некуда было ступить.

Снаружи дети кричали «ура». Мы пели. Кто-то играл в скат[2], держа карты на коленях.

Наступил вечер, потом ночь. Скамья становилась все тверже. Я, скособочившись, привалился к стенке.

— Гляньте, Рейн!

Начали проталкиваться к двери. Я тоже толкнулся было, но оставил эту затею. В соседнем вагоне уже пели «Вахту на Рейне». Разве я не рад, что понюхаю пороху? Это же какая-то разрядка. Плохо тем, чья молодость пройдет без этого!

Я закурил. Ночь тянулась бесконечно. Я был прижат боком к трясущейся стенке вагона и все пытался усесться получше. Но при каждой моей попытке Сокровище валился вперед, и я с трудом, кое-как снова усаживал его. Я часто просыпался — ломило бок. Ударялся обо что-то головой. Оказывалось — о голову Сокровища, который все тыкался мне в колени.

Наутро я поменялся с ним местами, чтобы устроиться как-то по-другому. Снаружи опять светило солнце.

Сидевшие у дверей рассказывали о том, что им оттуда было видно. Проезжали виноградники и руины замков. Я вскоре снова уснул и проснулся уже только к обеду.

Какими все выглядели грязными и небритыми! Но они были вроде довольны…

На одной из станций раздали обед. И мы поехали дальше. От дверей сообщили, что мы едем по узкой лесной долине.

Поезд стал.

— Выходить из вагонов!

Мы полезли через скамейки наружу. Станционное здание и ряд небольших домишек. А по другую сторону — лесистый склон горы. От сидения тело одеревенело. Стали складывать вещи.

— Где это мы? — спросил я у Цише.

Он только засмеялся.

— Сейчас проверим, — очень четко сказал пожилой унтер-офицер. Должно быть, он был учителем. — У меня есть карта. Думается, мы находимся где-то здесь.

Вероятно, его карта была вырвана из школьного атласа и оказалась не совсем точной. Но я понял все же, что от Франции мы далеко.

Между тем полевые кухни и повозки сняли с платформ и поставили на перрон. Мы выступили, не дожидаясь, когда они будут на ходу. Шли вдоль ручья. Солнце еще палило. После долгого сидения маршировать было приятно. Через полтора часа мы пришли в деревню. У околицы нас ожидали квартирьеры.

— Первый взвод сюда, в амбар!