Война орхидей - [5]

— Безумно интересно, — сказал Андрей.

Тут Марина принесла кофе, и разговор на секунду прервался.

— А если начинать с главного… — продолжил Игорь. — Ты когда-нибудь слышал об «утраченных», или «потерянных», орхидеях?

— Их кто-то потерял? — глупо спросил Андрей.

— Они сами потерялись, — усмехнулся Игорь, садясь в кресло. Утраченными орхидеями называются такие, которые существуют только в цивилизованном мире. Нашли, понимаешь, экземплярчик в бразильских джунглях или где там еще, а потом либо забыли в каком месте выкопали, либо ни разу больше этот вид не встретили — но только человек оказывается владельцем уникального сокровища.

— Разве нельзя размножить этот цветок в условиях оранжереи? поинтересовался Андрей.

— Вообще-то, можно. Но когда вид нельзя отыскать в дикой природе, это ставит под угрозу существование и немногих окультуренных образцов. Любая случайность — и они исчезнут безвозвратно. Один из примеров — Cattleya labiata vera, родом из Бразилии. В конце девятнадцатого века эти цветы начали гибнуть в оранжереях один за другим, по неизвестной причине, и в итоге не осталось ни одного. А отыскать их заново в дикой природе не удавалось. Ну, у этой истории конец счастливый. Прошло больше пятидесяти лет, и один любитель орхидей увидел, на дипломатическом приеме в Париже, несомненную Каттлею лабиату на корсаже прекрасной бразилианки. Когда он трепещущим голосом спросил у нее, откуда этот цветок, она с легким недоумением ответила, что с её родины, из такого-то места рядом с плантациями её семьи… И великолепная Каттлея вернулась в культурный обиход. Но есть виды, которые так и сгинули безвозвратно. Поэтому орхидееведы — или как их там назвать? — буквально боятся дышать на такие цветы. Во всяком случае, стоимость некоторых видов таких «утраченных орхидей» может доходить до двухсот пятидесяти тысяч долларов. Украсть один цветок по заказу какого-нибудь калифорнийского мультимиллионера, помешанного на орхидеях — это повыгодней, чем вскрыть банковский сейф!

— Ты хочешь сказать, и в России существуют «утраченные орхидеи» такой стоимости? — недоверчиво спросил Андрей.

— Не только существуют. Их ещё и воруют. Иначе бы мы здесь были ни при чем. Скажи, тебе что-нибудь говорит имя Курослепов?

Андрей задумался, наморщив лоб.

— Вроде, мелькало где-то… — пробормотал он. — Какой-то финансовый воротила, да?

Игорь кивнул.

— Иван Вениаминович Курослепов. Мы пересеклись с ним лет семь назад, когда я ещё был на государевой службе…

В частное детективное предпринимательство Игорь ушел из «органов». Попал туда как приглашенный эксперт по средневековым редкостям — в первую очередь, немецким картам и инкунабулам, ведь он, как и Андрей (партнеры были однокурсниками), был по образованию филолог-германист — и так хорошо себя проявил, что его позвали в штат и он сделал довольно стремительную карьеру, став заниматься не только вопросами, связанными с контрабандой и хищением культурных ценностей, но и другими важными делами. Даже у Повара такое прозвище сотрудники дали генералу Пюжееву, одному из самых могущественных «серых кардиналов» могущественного ведомства — оказался на хорошем счету. И, уйдя с «государевой», или «царевой», службы, как Игорь это называл, на вольные хлеба, он сохранил все прежние связи… Если бы он не был уверен, что сумеет их сохранить, то никогда бы не затеял собственное дело, в которое потом и Андрея вовлек, узнав, что Андрей в своем гуманитарном НИИ чуть не подыхает с голоду.

— И поладили? — усмехнулся Андрей.

Игорь отхлебнул кофе и покачал головой.

— В том-то и дело, что нет. Он тогда грозился, что в жизни мне «этого» не забудет. А история вышла такая. Почти все эти нынешние магнаты, они ж в начале девяностых, когда творился полный бардак и хаос, сколачивали первые капиталы, за все хватаясь и ничем не брезгуя. И этот Курослепов, он тоже не стеснялся погреть руки на незаконных делишках. По сути своей, спекулянтом был, хоть и крупным, но от мелкого ничем не отличающимся. Антиквариат за границу волок. И, как выяснилось, не только. Мы-то его тряхнули по поводу ценностей, запрещенных к вывозу за границу. Через военный аэродром, с которого самолеты на Берлин ходили, пытался их переправить. Ну, и наткнулись заодно на след другой сделки. Вагоны цветного металла уходили в Прагу, а оттуда по всей Европе растекались. По документам, естественно, ехал не цветной металл, а какое-то барахло. И таможня регулярно давала «добро», глазом не моргнув. Так вот, мы не только засекли очередной состав, но и направили на таможню наших людей, чтобы избежать любых «протечек», Игорь интонацией закавычил это слово и пальцем начертал в воздухе прихотливый росчерк, как бы обозначая экстравагантность поведения некоторых таможенников, пропускавших такие составы. — Курослепов, конечно, выкрутился. Раза два мы на допрос его вызвали, но по-настоящему прижать не удалось. От всего отперся и отмазался. Но миллионную сделку ему сорвали. И он заявил тогда, что этому Терентьеву — то бишь, мне — он это ещё припомнит. Ведь это я первым на след подложных документов наткнулся, и моя же была рекомендация подстраховать таможню нашими людьми… Мне тогда один из старших товарищей сказал с улыбкой, что теперь мне стоит ходить по улицам поосторожней и поглядывать вверх, не летит ли кирпич, потому что Курослепов — он очень злопамятный. Может хоть десять лет выжидать, пока представится удобный случай отыграться.