Война на земле Египта - [25]

— Ни за что!

Эти слова сами сорвались с моих губ. Но тревога за сына не стала от этого меньше. Страх поселился в моей душе, едва я вышел из дома омды. Не надо, говорил я себе, ни о чем сейчас думать, иди домой, ляг, укройся старым, дырявым, как решето, одеялом и постарайся уснуть. Хорошо бы всхрапнуть, как все люди. По ночам, во время дежурств, я слышу людской храп. Люди ведь делятся на два сорта, — одни спят без задних ног, другие мучатся бессонницей. У богачей сон крепкий. Так мне кажется, когда я прохожу ночью мимо их домов. И все-таки я вечно боюсь, как бы шум моих шагов не разбудил их. Правда, моя обязанность охранять по ночам людей порядочных от сукиных детей, но будить их не следует. Выйдя на пенсию, я надеялся отоспаться, но не прошло и недели, как снова стал сторожем у омды. Тут мои мысли снова вернулись к Мысри, и я позабыл о сне. Скажу лишь напоследок: бессонница оставила заметные следы на моем лице. Глаза у меня всегда красные, даже издалека виден красноватый цвет белков. А ресницы почти все выпали. Нос — как водопроводный кран, из него вечно капает; не то, что наша колонка, из которой никому еще не удалось выдоить ни капли воды.

У земляков только и было разговору что о Мысри: как это, мол, сын бедняка учится лучше всех? Где он ума понабрался? Да от кого унаследовал такие способности? Мать Мысри в подобных случаях всегда говорила: люди, увидев в руке сироты пирожок, глазам не верят. Да уж, Мысри не чета всем прочим. Помню, когда он кончил школу второй ступени, я не знал, что и делать. Оно-то верно, лучше учения нет ничего. Заветная моя мечта — в один прекрасный день увидеть сына настоящим эфенди. Учился он прекрасно — первый ученик не только в классе, но и во всей школе. Вот и повадились дети кое-кого из нашей знати приходить к нам и просить Мысри с ними позаниматься. А люди, глядя на Мысри, говорили: бедняки-то на поверку — умные, а богачи — глупцы. Сам я этому не верил. Богач на все право имеет, и на то, чтобы умным быть, тоже. За деньги купишь ума — сколько пожелаешь. В тот день, когда Мысри получил аттестат, вышла у нас загвоздка. Средняя школа, она в маркязе, а специальные училища: промышленное, сельскохозяйственное, педагогическое — только в столице провинции, большом городе, где живет сам губернатор. Вот мы с Мысри и поспорили: он хотел поступить в среднюю школу, а потом в университет — изучать языки и после стать там, в университете, преподавателем. А я считал: нет лучшей должности на свете чем учитель младших классов в нашей деревенской школе. Мысри отказывался, толковал что-то о высшем и среднем образовании, а под конец сказал: мол, ладно, согласен стать школьным учителем, но только изучив в университете языки или законоведение. Я, помню, смотрел на него с недоумением, никак не мог взять в толк, когда он успел все это узнать. Мне, понятно, очень хотелось, чтобы все вышло, как он и мечтает; но, пораскинув мозгами, я понял: нет, отправить Мысри учиться в город невозможно. Ведь там нужно где-то жить. Да и в школу надо ходить прилично одетым. Прибавьте сюда расходы на еду, на проезд да на тетрадки с книжками, карандашами и прочим. А мы и так еле концы с концами сводим. Так-то оно так, есть у меня три феддана земли и зарплата сторожа. Но и кормить мне приходится десять ртов: Мысри, пятерых его сестер, жену, мать с тещей да и себя самого. Где же взять деньги, чтоб учить Мысри в городе? А жизнь там дорогая, как говорится, и за воду берут и за воздух, каждый норовит последнюю рубаху с тебя содрать. Нет, не было у меня такой возможности. Люди в деревне интересовались делами Мысри. Многие настаивали, посылай его в город учиться. Но я отвечал: видит око, да зуб неймет. Люди сердились, говорили, надо уповать на Аллаха. Поди разберись, как все на свете устроено. Есть ведь поговорка про серьги, что достались безухому. Хотя, на все мудрость Аллаха. Как-то в поле завел я с Мысри разговор. Ты, сказал я ему, единственный мой сын при пяти дочерях. Не на что мне посылать тебя в город. Вот, арендую три феддана, бог даст, приобрету их когда-нибудь в собственность. За один феддан можно получить постоянную должность. Правда, пока земля не моя, но я уверен, в конце концов она будет принадлежать мне. Этого дня мы ждем лет двадцать с лишком, и он придет. А после меня земля достанется Мысри. Сестры его выйдут замуж, а Мысри земля заменит образование. Подыщем ему достойную невесту, и пусть обзаводится хозяйством, семьей. Когда я умолк, Мысри поднял на меня глаза. Он еще не вымолвил ни слова, а я понял: покуда я говорил, Мысри повзрослел на десять лет. Зубы стиснуты, на глазах слезы. Он крикнул сердито, мол, закончит образование, чего бы это ни стоило. Для него нет невозможного, и он не создан пахать землю, которая ему не принадлежит. Будет учиться заочно.

— Как так, заочно?

Это я спросил. А из ответа его понял, что мы с ним, как небо и земля: он знал массу вещей, о которых я и понятия не имел. Он может поступить в среднюю школу в маркязе, объяснил Мысри, живя дома, в деревне. Заниматься будет самостоятельно, а в конце учебного года сдавать экзамены. Он уверен: за три года успешно закончит школу.