Война на весах Фемиды. Война 1941—1945 гг. в материалах следственно-судебных дел. Книга 2 - [14]

…

Флотская тематика будет продолжена в следующей главе. И начнем мы ее с дела капитан-лейтенанта Ю. М. Афанасьева. В книге 1 это дело уже упоминалось. Теперь пришло время рассказать о нем подробнее.

Глава 2. За гибель кораблей — к ответу

1. Единственно правильное решение

Моряки-балтийцы приняли свой первый бой в районе Либавы, непосредственно примыкавшем своими морскими и сухопутными границами к Германии. Здесь фашистам также было оказано героическое сопротивление, понесены первые жертвы, пролито немало крови. И слез — слез скорби и печали…

Удивительно, но в те страшные для страны часы моряки с эскадренного миноносца «Ленин» и его командир капитан-лейтенант Юрий Афанасьев едва сдерживали слезы радости. Красавец — эсминец, ремонтировавшийся с осени 1940 года на Либавском судостроительном заводе «Тосмаре», буквально за день до начала войны буксиры вывели из сухого дока. Он горделиво стоял у стенки завода, всем своим видом показывая, что ему пора на морские просторы. Между тем, к начавшимся боевым действиям «Ленин» готов еще не был. Корабль не имел хода и при падении Либавы достался бы врагу. Поэтому Ю. М. Афанасьев 22 июня 1941 года, предварительно согласовав вопрос с командиром военно-морской базы капитаном I ранга М. С. Клевенским и получив его устный приказ, сообщил подчиненным о принятом решении подорвать миноносец. Матросы стали роптать, высказывать недовольство по этому поводу. А он и сам отчаянно искал пути спасения. Решающих слов все ждали от котельных машинистов. И услышали их:

— Товарищ капитан-лейтенант, давайте рискнем, попробуем запустить хотя бы часть котлов.

— Да ведь на это уйдет неделя, не меньше. А немцы в любой момент могут прорваться…

— Давайте рискнем.

И Афанасьев рискнул. Созвонился с Клевенским. Тот был осторожен и лаконичен:

— Действуйте по обстановке, в соответствии с корабельным уставом. Но в любой момент будьте готовы к взрыву. Эсминец не должен достаться врагу.

То, что после этого произошло, мало назвать невероятным. Двадцать часов под непрерывными бомбежками моряки спасали свой второй дом. В итоге за неполные сутки сделали то, на что по нормативам мирного времени ушло бы дней шесть — два котла из четырех удалось запустить.

Корабль ожил, медленно отошел от стенки. Вот тогда и появились у многих на глазах слезы радости.

Однако за пятнадцать минут до полуночи, на исходе 23 июня, командир все же вынужден был отдать команду на взрыв эсминца. Обстановка к тому времени резко изменилась. Стрельба в непосредственной близости от завода резко усилилась к 20 часам вечера. Афанасьев сам видел, что пехота в беспорядке отступает, а находившиеся рядом в ремонте подводные лодки их экипажи тоже начали готовить к взрыву. Информация о том, насколько близко подошли к заводу немцы и где они прорвали оборону Либавы была очень противоречивой. Иными словами — никто ничего толком не знал. От Клевенского добиться чего-то вразумительного было нельзя. Вполне, определенно Юрий Афанасьев знал и понимал лишь две вещи: предупреждение Клевенского о том, что миноносец ни при каких обстоятельствах не должен достаться врагу, и то, что корабль не может самостоятельно выйти в море и вести боевую стрельбу — скорость хода у него в буквальном смысле черепашья, а пути выхода из базы перекрыты фашистами.

Времени на раздумье не было. Письменного приказа Клевенского тоже. И тогда капитан-лейтенант принял это непростое решение о подрыве эсминца.

Было ли оно верным?

Ответ на этот вопрос интересовал не только военных юристов, но и немногих очевидцев тех трагических событий, а также историков, осведомленных об этой малоизвестной странице первых дней войны.

Клевенский понимал, что ему в любом случае придется держать ответ за Либавскую трагедию. Поэтому, пытаясь спасти себя, он дал показания против Афанасьева. Правда самому Клевенскому они мало помогли. Как не помогло и назначение его командиром дивизиона катеров-охотников на Ладожское озеро, то есть подальше от глаз особистов и прокуроров. Клевенский, как уже отмечалось, тоже попал под трибунал.

В докладной записке на имя командующего флотом вице-адмирала В. Ф. Трибуца Клевенский писал:

«Командир эсминца „Ленин“, приняв отходящие в беспорядке части за непосредственную угрозу кораблям, не доложив об этом на КП и не приняв никаких мер не только к обороне, но и по выяснению элементарной обстановки, взорвал миноносец „Ленин“ и отдал приказ взорвать подводные лодки»[54].

Командующий флотом дал ход докладной. И вскоре она легла в основу обвинительного заключения.

Реконструировать обстановку до суда над командиром эсминца и на самом судебном процессе можно довольно точно на основе сохранившихся документов[55] и воспоминаний очевидцев.

Военная прокуратура флота обвинила Афанасьева в совершении преступления, предусмотренного статьей 193—20 п. «б» Уголовного кодекса РСФСР (уничтожение начальником вверенного ему военного корабля). Капитан-лейтенант вину не признал. Утверждал, что на взрыв эсминца имел устное указание командира базы. Доказывал, что направление эсминца на ремонт, за полгода до фашистского вторжения, из Ленинграда, являвшегося центром судостроения, в Либаву, расположенную рядом с границей фашистской Германии, было ошибкой командования флота. Однако его доводы и аргументы не были услышаны. Поэтому нам придется обратиться к воспоминаниям С. А. Осипова и П. Д. Грищенко