Война на море - Эпоха Нельсона - [76]

Как, однако, ни был он готов принять на себя ответственность за все случайности этой погони, он хотел прежде, чем оставить берега Европы, обеспечить проход в Средиземное море 5000 корпусу войска, взятому контр-адмиралом Найтом из Англии. 10 мая он пришел со своей эскадрой в Лагос, нашел там несколько транспортов, оставленных адмиралом Ордом во время отступления перед Вилльнёвом, и в одну ночь погрузил на свои суда еще на месяц провизии. На другой день он вновь снялся и перешел на параллель мыса Сан-Винцента, а 12 мая после полудня, в тот самый день, когда Вилльнёв пришел к Мартинике, он соединился с конвоем транспортов, который контр-адмирал Найт сопровождал до тех пор с двумя только кораблями: 98пушечным "Квин" и 74-пушечным "Дракон". Итак, этот конвой избежал опасности, которой боялся Нельсон; но ему предстояло еще идти в Средиземное море, и там он рисковал встретить эскадру контр-адмирала Сальседо. Готовый пуститься в погоню с 11 кораблями за 18, Нельсон предпочел скорее ослабить самого себя, чем подвергнуть английского адмирала опасности сражаться с недостаточными силами против картахенской эскадры. Стопушечный корабль "Ройяль-Соверен", медную обшивку которого не подновляли уже 6 лет, задержал бы его в переходе, и он не побоялся лишиться его услуг, присоединив его к отряду контр-адмирала Найта. При том, как ни был отчаянно отважен Нельсон в присутствии неприятеля, но на этот раз он рассчитывал атаковать соединенный флот не прежде, чем соединясь с контр - адмиралом Кокрэном, которого ожидал найти в Барбадосе с 6-кораблями, отряженными от Феррольской эскадры в погоню за 5 кораблями контр-адмирала Миссиесси. По всем соображениям неприятель не мог собрать в Вест-Индии более 23 кораблей. Этому флоту Нельсон не колебался противопоставить 16 кораблей испытанных, привыкших к одной и той же тактике и имеющих один и тот же флаг. "Пусть каждый из вас атакует по одному французскому кораблю, - говорил он своим капитанам, - я один беру на себя все испанские. Когда я спущу мой флаг, то позволяю и вам сделать то же".

Успокоив себя таким образом насчет численного превосходства неприятеля, Нельсон не был еще совсем уверен в отсутствии насмешек, какие могла возбудить неудачная погоня.

"Тщательно взвесив все дошедшие до меня сведения, - писал он секретарю Адмиралтейства, - я имею все причины думать, что соединенный флот взял направление к Вест-Индии. Без сомнения, путешествие в Англию мне нравилось бы более; может быть этого требовало бы мое здоровье, но в подобных случаях я никогда не беру в расчет мои собственные удобства. Я могу быть несчастлив, но по крайней мере никто не скажет, что я недеятелен, или что я слишком берегу мою особу, потому что, конечно, уж никто не назовет эту погоню с 10 кораблями за 18 прогулкой для своего удовольствия - особенно, когда нужно искать эти 18 кораблей в Антильском море. Во всяком случае, если я и ошибся насчет направления союзного флота, я возвращусь в Европу в конце июня: следовательно, задолго до того, как неприятель узнает, куда я девался".

Слишком много времени было уже потеряно, и Нельсону нечего было медлить. 11 мая, уступая одному из самых великих решений, какими прославилось его военное поприще, он оставил контр-адмирала Найта и полетел на помощь Вест-Индским колониям, находившимся в опасности.

X. Возвращение союзного флота в Европу. Сражение при мысе Финистер 22 июля 1805 года

До сих пор все благоприятствовало проектам Наполеона. Несмотря на дурной ход трех кораблей своей эскадры, Вилльнёв прошел Гибралтарский пролив прежде Нельсона. 13 мая он стал на якорь в на Форт-Ройяльском рейде, Мартинике, где и нашел суда, разлучившиеся с ним у Кадикса. Таким образом, под его началом соединились 18 кораблей и 7 фрегатов, и первый опыт, сделанный им над усердием своих экипажей, увенчался полным успехом. У входа на Форт-Рояйльский рейд англичане заняли и укрепили необитаемую скалу, известную под названием Брильянтовой. Эта позиция, сделавшаяся складом для запасов всей дистанции и убежищем английских приватиров, считалась неприступной. Гребные суда эскадры, поддержанные огнем двух кораблей и одного фрегата, овладели ею 31 мая. В великодушном соревновании, возникшем по этому случаю между французскими и испанскими моряками, первой шлюпкой, приставшей к скале под градом пуль и картечи, была испанская. Такое несомненное свидетельство бодрости духа союзников оживило уверенность Вилльнёва, и если бы не боязнь разойтись с Гантомом, он может быть, уступил бы просьбам адмирала Гравины, убеждавшего отнять у англичан остров Тринидад - бывшую испанскую колонию, уступленную Англии по Амьенскому трактату. Но между тем, как Вилльнёв представлял своему собрату важные причины, удерживавшие его в Мартинике, ему готовились новые повеления.

Мысль соединить французские эскадры в Антильском море была плодом гениального соображения и должна была привести в затруднение всю догадливость британского Адмиралтейства. К несчастью, такое грозное сосредоточение сил могло совершиться только неожиданно, и следовательно, для успеха подобного предприятия нужно было бы такое счастливое стечение обстоятельств, какое редко можно встретить в морских военных действиях. Промешкав в Тулоне, Вилльнёв уже однажды упустил случай соединиться с контр-адмиралом Миссиесси, которого между тем отозвали из Вест-Индии в Европу. Теперь он лишился возможности соединиться с Гантом, который заперт был Корнваллисом в Бресте. Весь апрель этого года был чрезвычайно тих и ясен, так что Гантом не мог улучить ни одного дня, чтобы выйти из Бреста, не рискуя встретиться с неприятелем. 1 мая контр-адмирал Магон вышел из Рошфора с двумя кораблями, чтобы отвезти союзному флоту это печальное известие. Вилльнёву предписывалось, в случае, если Гантом к 21 июня не прибудет в Антильское море, возвратится к Ферролю. В этом порту находилось только 11 кораблей, готовых выйти в море, но император надеялся, что к возвращению Вилльнёва поспеют изготовить еще 15. Тогда, двинув неожиданно к Бресту соединенные таким образом 35 кораблей, Вилльнёву можно было смело надеяться на соединение с Гантомом не взирая на 18 кораблей Корнваллиса. "От успеха вашего прибытия к Булони, - писал Декре Вилльнёву, - зависят судьбы мира. Счастлив тот адмирал, которому удастся связать свое имя с таким достопамятным событием".