Война на море - Эпоха Нельсона - [59]

Вблизи острова Сальтгольма, на шведском берегу, напротив Копенгагена, возвышается город Мальмё. Города эти находятся один от другого на расстоянии 15 миль, а между ними остров Сальтгольм образует два пролива: один отделяет его от шведского берега, а другой от зеленеющего низменного острова Амагера, почти смежного с Копенгагеном. Этот второй пролив разделяется в свою очередь на два прохода песчаной банкой в три мили длины, называемой Миддель-Грунд, на которой самая большая глубина не бывает более 5 м. Это датские Фермопилы. Западный проход, называемый Королевским фарватером, заключается между Миддель-Грундом и Копенгагеном, которому служит рейдом, а восточный отделяет эту столицу от острова Сальтгольма и носит название Большого, или Голландского фарватера. Оба прохода простираются с севера на юг, и проходимы для самых больших судов. К несчастью, канал, который они образуют, соединяясь за Миддель-Грундом, усеян в конце многими песчаными банками, и большие суда не иначе могут входить в него, как уменьшив свое углубление{53}. Быстрые течения, большей частью следующие по направлению ветра, еще более затрудняют плавание в этом опасном месте. Таким образом, Зунд служит кратчайшим и обыкновенно избираемым путем для купеческих судов, идущих в Балтийское море, или для флота, который не захотел бы миновать Копенгаген; но корабли первого ранга встречают немного южнее этого города препятствия, которые можно преодолеть только при помощи больших усилий.

Таковы были трудности, с которыми надлежало бороться эскадре сэра Гайд-Паркера. Она вышла из Ярмута 12 марта 1801 г. и 18 была уже в виду высоких берегов Норвегии. Сильный шторм разбросал ее при входе в Скагеррак, подверг корабль "Россель" большой опасности и выбросил один бриг; так что адмирал Паркер, чтобы собрать свои суда принужден был 12 марта стать на якорь при входе в Зунд. Здесь, 23 марта с ним соединился фрегат "Бланш", на котором вместе с Ванситтартом, возвращавшимся из Копенгагена, находился поверенный в делах английского правительства при датском дворе Друммонд. Английские требования были отвергнуты, и потому прежде, чем начать действовать против русских, надлежало выбить из союза Данию. Приготовления к защите Копенгагена произвели на английского дипломата впечатление, которое перешло к сэру Гайд-Паркеру. По словам Ванситтарта, Королевский фарватер был непроходим с северной стороны. Вход был защищен фортом Трекронер, построенным на сваях, и назначенным защищать вместе с цитаделью гавань, в которой датчане укрыли свой флот. Форт Трекронер был вооружен 30 орудиями 24-х фунтового калибра, 38 36-фунтовыми орудиями и одной 96-фунтовой каронадой; а для подкрепления его поставили два старых разоруженных корабля: "Марс" и "Элефантен". Таким образом, Копенгагену могли угрожать только с южной стороны Королевского фарватера; но и здесь еще встречались грозные препятствия, потому что датчане прикрыли свою столицу длинным фронтом старых кораблей и блокшифов, вооруженных 628 орудиями, с 4849 человеками экипажей. Эта линия, поставленная на шпрингтах, на расстоянии 1600 м впереди береговых батарей, оставляла между собой и Миддель-Грундом проход шириной в 500 м и глубиной около 12 м. Не прежде, как устранив эти первые препятствия, возможно было угрожать бомбардированием городу, и тем восторжествовать над сопротивлением Дании.

Однако все эти приготовления не могли совершенно успокоить жителей Копенгагена, когда они узнали о появлении адмирала Паркера у входа в Зунд и особенно о присутствии Нельсона на английской эскадре. Знаменитый историк Нибур, бывший грустным очевидцем этих важных происшествий, свидетельствует нам в своей переписке с друзьями о моральном могуществе одного имени Нельсона. 24 марта он писал к г-же Гельснер: "Мы ожидаем, что наша линия обороны будет подвержена грозным нападениям: Нельсон находится в неприятельском флоте, и конечно, при этом случае он употребит ту же энергию, какую уже столько раз выказал прежде, в других обстоятельствах".

Но беспокойство датчан нельзя было назвать отчаянием. Они знали, что помощь шведского флота, обещанная ко 2 апреля, придет слишком поздно; что русский флот не может освободиться из льдов Финского залива; и решась, несмотря на это не отлагаться от союза, положили мужественно защищать свою столицу. В тот день, когда узнали о появлении английской эскадры в Каттегате, в Копенгагене более 1000 человек добровольно записались в солдаты. Все сословия выказали одинаковый патриотизм, одинаковое самоотвержение. Один университет поставил корпус из 1200 молодых людей цвет Дании, и в продолжении нескольких дней Копенгаген представлял собой дивное зрелище: народ, одушевляемый одной мыслью, собрался вокруг своего принца, чтобы отразить вторжение чужеземцев.

Ванситтарт уже дал знать в Англию о неудачном результате начала переговоров, и там с беспокойством ожидали известий с флота. "Я совершенно уверен в Нельсоне, - говорил лорд Сент-Винцент своему секретарю, - и был бы совершенно спокоен, если бы ему можно было поручить главное руководство; но я менее доверяю адмиралу Гайд-Паркеру, который еще не имел случая себя выказать". Назначая Нельсона под команду к другому адмиралу, Адмиралтейство имело причины более важные, нежели старшинство по службе; но ясно было, что с окончанием переговоров Нельсон естественным образом займет первое место. В письме своем из Ярмута к графу Сент - Винценту, Нельсон говорит, что при мысли о темных ночах и льдах Балтийского моря он не чувствует, подобно Паркеру, того нервического беспокойства, которое всегда увеличивает в наших глазах опасность. И точно, по своему энергическому темпераменту Нельсон был совершенно чужд подобным ощущениям. Он давно уже сожалел о напрасных проволочках, которые дозволили датчанам привести свою столицу в оборонительное положение. Нередко в Портсмуте, спеша с вооружением своих кораблей, он говорил друзьям: "Время - вот наш лучший союзник! Сохраним же, по крайней мере, его, если уже все другие союзники нас оставили. Что ни говорите, а на войне все от него зависит; каких-нибудь пяти минут довольно, чтобы предопределить победу или поражение". При входе в Зунд сэр Гайд-Паркер спрашивал совета Нельсона, и тот более чем когда-либо настаивал, чтобы скорее было предпринято решительное действие. В этот год зима была очень легкая, и если бы русские корабли, находившиеся в Ревеле, успели выйти в море, то англичанам пришлось бы, может быть, действовать против Копенгагена в виду наблюдательной эскадры из 15 или 20 кораблей, которая легко взяла бы перевес над судами, уже наполовину покалеченными. Что же касается планов входа в Балтику, то Нельсон находил, что все они исполнимы. В проходе через Большой Бельт он видел еще ту выгоду, что можно было, не медля, отделить часть флота против русской эскадры. Но он все-таки настаивал, чтобы не теряли ни минуты и чтобы для начала действий непременно воспользовались первым попутным ветром. Никогда Нельсон не был так велик, как в этих трудных обстоятельствах. Корабль "Инвинсибль", посланный из Англии с контр-адмиралом Тотти для усиления Балтийской эскадры, разбился на одной из банок Немецкого моря, и это страшное происшествие, стоившее жизни 400 человекам, показалось англичанам дурным предзнаменованием. Лоцманы, привезенные из Англии, страшась вести линейные корабли в тех местах, где они плавали только на купеческих судах, не переставали указывать на каждом шагу на новые опасности и неодолимые преграды. Нельсон находил ответы на все и, веруя в свое счастье, оставался спокоен среди этих опасений.