Война на истощение - [2]

Водка полилась рекой, зазвенели фужеры, зазвучала непонятная для всех гортанная речь, поползла на пол крахмальная скатерть…

* * *

— Товарищ лейтенант, что мне с этим гражданином делать? — Задумчиво вопрошал милицейский сержант, показывая на Полещука, сидевшего за решеткой «обезьянника». — Ведь пьяный вдрызг… Сопротивление оказать пытался…

— Чего, чего… Ты, наверное, не понимаешь, кого загреб, а? — Сказал лейтенант, разглядывая орден «Красной Звезды», удостоверение к нему, и загранпаспорт Полещука. На замызганном столе лежали: бумажник, мятая пачка «Мальборо», серебристая зажигалка, бумажник, записная книжка и кучка металлической мелочи. Милицейский лейтенант еще раз посмотрел на изъятые вещи, вытащил из пачки «Мальборо» сигарету, вздохнул, повертел в руках тяжелую зажигалку, щелкнул, глянул на газовое пламя и прикурил. Пыхнув ароматным дымом, лейтенант кивнул сержанту: «Кури, там еще есть. Да, брат, это тебе не «Прима»!» Он открыл бумажник. — Ого, неслабые деньги! — И стал листать загранпаспорт. — Ни черта не понимаю: орденская книжка, загранпаспорт… Все на имя гражданина Полещука. Нет, давай-ка от греха подальше, а то еще обломится, упаси Бог. Короче, видишь, здесь написано: «Оказывать владельцу всяческое содействие и пропускать беспрепятственно. И еще чего-то по-иностранному…» В общем, так, сержант. Бери дежурную тачку и доставь гражданина Полещука Александра Николаевича по месту жительства. Или куда укажет. Товарищ, похоже, очень непростой. Он хоть говорит?

— В основном на непонятном языке, товарищ лейтенант. Но иногда может и на русском говорить. Да, сами спросите!

— Давай, выводи его из «обезьянника», — приказал лейтенант. — Пообщаюсь с товарищем Полещуком.

— Товарищ лейтенант, он же сопротивление оказывал. Вот, поглядите, чуть руку не вывихнул. Мы его с Коляном еле повязали…

— А ты что думал, боевые ордена в наше время за просто так дают? Выводи, выводи…

Часть первая. ЮЖНЕЕ СУЭЦА

Глава первая

— Молодой человек! Минеральная вода, сок. Что будете пить?

Полещук с трудом открыл глаза и посмотрел на симпатичную стюардессу в синей униформе, стоявшую рядом с его креслом. Потом глянул на столик-тележку и вымученно улыбнулся девушке.

— Налейте мне вина. Красного. Лучше двойную порцию. Голова после проводов трещит…

Стюардесса понимающе усмехнулась, взяла со столика бутылку грузинского вина, немного плеснула в пузатый стаканчик и протянула его Полещуку. Мрачный и неразговорчивый сосед Полещука заказал сок.

— Девушка, вы что, издеваетесь над несчастным пассажиром? — Шутливо спросил Полещук, увидев едва прикрытое рубиновой жидкостью донышко стаканчика с эмблемой «Аэрофлота». — Я же просил двойную порцию.

— Не положено, — строго сказала стюардесса, — вот, если останется, я вам еще налью. И покатила свою тележку дальше по проходу. Полещук посмотрел девушке вслед и оценил ее ладную фигурку.

— А еще говорят, летайте только самолетами «Аэрофлота»! Да ни в жисть!

Сосед Полещука, неприятный толстый тип скривил рот и как бы про себя пробормотал, что других авиакомпаний в Советском Союзе не имеется. Стюардесса обернулась с профессиональной улыбкой на лице, но ничего Полещуку не ответила. Он залпом выпил вино, достал из дорожной сумки пачку болгарских сигарет «БТ» и закурил. Тип у иллюминатора, видимо, некурящий, бросил укоризненный взгляд на Полещука и уткнулся в газету «Правда». Судя по наколке на левой руке, соседа звали «Вова».

В салоне рейсового «Ил-18», летевшего по маршруту Москва-Каир, постепенно становилось шумно. Галдели распивающие «Московскую» мужики в «ковбойках», судя по виду, работяги, возвращавшиеся после отпуска в Хелуан или Асуан; чинно беседовали солидные дяди в одинаковых темных костюмах и при галстуках, скорее всего, военные советники, получившие цивильную одежду на складе «десятки»;[1] тихо общались друг с другом два узкоглазых паренька, которых Полещук мельком видел в генштабовских коридорах: переводяги-двухгодичники, призванные на военную службу после окончания какого-то среднеазиатского университета.

Женщин среди пассажиров было немного. Это, без сомнения, были жены специалистов, летевшие к своим мужьям. Полещук, помотавшись с отцом, кадровым офицером, по гарнизонам, безошибочно идентифицировал офицерских жен. Особенно «бальзаковского» возраста и особенно из провинции.

Дым стоял коромыслом, женщины недовольно морщились, направляли на себя вентиляторы индивидуального обдува, но не протестовали. Ведь они впервые в жизни летели за границу, в ОАР, в неизвестный экзотический Египет. К сфинксам и пирамидам, а главное — к изобилию всевозможных товаров в лавках и магазинах, о чем им уже успели сообщить мужья в своих письмах.

Полещук встал с кресла и пошел в конец салона в туалет. Возвращаясь обратно, невольно услышал «лингвистический» спор поддавших работяг и остановился.

— Я и говорю ему: сабакин хер, товарищ, — оживленно рассказывал грузный мужик, державший в одной руке бутылку, а в другой — огурец, — а он, балбес, не понимает. Только башкой крутит и глазища черные таращит…

— Эх, ты, Ваня, почти год в Египте, а десяток слов не выучил, — с укоризной сказал его щуплый коллега, дымивший «Беломором». — В ихнем языке товарищ — значит рафик. Так-то.