Война Моря и Суши - [92]

Будущее за теми, кто сегодня между Морем и Сушей.

Может быть, мне пора поверить Оракулу?»

Новый мир

«Воздух. Он меняется два раза в сутки, потом только слабо подкачивается, поддерживая состав углекислого газа и кислорода.

Мне приходится выходить в клозет и пережидать полминуты, пока продувают камеру, затем с коротким хлопком её заполняют снова.

Сегодня что-то случилось: воздух принёс запах моего кити. Я не мог перепутать запах кошачьего хвостика, тем более, после нескольких месяцев абсолютно стерильной, без единой молекулы ароматов, атмосферы, созданной для персонального тюремного пузыря. Я всегда был чувствителен к запахам, и даже духи в подарок девушкам выбирал сам. Это были дорогие и изысканные благовония из лавки египтянина. По крайней мере, торгаш уверял, что его предки занимались парфюмом ещё со времён фараонов…

Что и говорить: с каким нетерпением я ждал нового продува!

И был вознаграждён.

На этот раз мне прислали аромат, витавший в Эдеме: месте вечного праздника, красивых девушек, музыки, выпивки, всех этих цветов и насекомых, позирующих в зелени листвы… В прекрасных воспоминаниях, вдыхая запах огромных розовых кустов, название которых так и не удосужился узнать, я провёл упоительную ночь.

Дружище, узнаю тебя: только ты мог подарить мне на следующий день неподражаемый запах коктейля „Атомная Антарктида“!»

Теперь бренность наполнилась смыслом.

Я словно медленно разговаривал с Артом. И начали мы, как водится, с воспоминаний.

Через неделю, волшебную неделю, воздух принёс нечто другое: запах бумаг, громоздящихся вдоль стен на бесконечных стеллажах от пола до потолка.

Я насторожился.

Сердце билось учащённо, когда пришло время вдохнуть следующее послание. Это был запах морской поверхности, беспечной юности и свободы.

И я понял, что на планету вернулся мир.

Этот счастливый аромат, с разными вариациями, Арт слал мне дважды. Потом пришёл стерильный воздух: он просил приготовиться.

Следующий, ночной, продув принёс горький запах дыма и пепла. Пахла роба моего отца. Её переслали маме вместе с последним письмом от него. Он сообщал, что пожар на западе Канады укрощён, и нежно прощался с нами. Отец — уникальный специалист по химической защите от пожаров: и на суше, и на море, и рифах.

Был.

Он погиб как герой.

И этот запах — дым неведомой и легендарной родины пра-предков…

Валевский — ты башковитый, отчаянный мужик!

У меня есть выбор: умереть с сознанием того, что послужил человечеству, или пересидеть в узкой щели клозета двенадцать часов, пока автоматика не подаст новую порцию воздуха.

Не сомневайся, я охотно приму смерть в твоём дыхании, дружище. И что-то подсказывает мне, что есть шанс, — один из десяти,

один из ста,

один из тысячи, — пусть!

— открыть глаза и увидеть твою улыбку!..

* * *

Связь между ним и Эйджи в момент перехода к мнимой смерти станет особенно тонкой. Откуда это ему известно? Какая разница! Вера движет горы. Арт обдумывал, что ему делать в момент «перехода»? Это могло стать жизненно важным для друга.

Усесться в позу спокойствия, подобно Будде?

Арт не сможет не волноваться.

Сон?

Нет ничего хуже, чем отключиться и плыть в потоке неконтролируемых мыслей и таких же эмоций. Только не спать!

Тогда что?

Музыка — вот что может оказаться наилучшим. Арт любил музыку: инструментал и хороший вокал. Марк предпочитал акапельное пение. Он сам пел акапеллой в ансамбле, и в юности, он признавался, подавал серьёзные надежды. Анна Эйджи здорово доставала его, расписывая будущему инсубу Главного Управления блестящее сценическое будущее. Спасало только вмешательство отца, отвоёвывавшего сына у нежно любящей матушки. Марк рассказывал об этом со смехом; в то, довоенное, время их жизни, когда оба могли хохотать вечер напролёт…

Арт совсем не удивился, когда сразу за решением слушать музыку на глаза ему попалась афиша с концертом Марии Агилар.

Дива, занозой сидевшая в сердце Валевского, даёт парадиз-концерт на побережье Чили. И агент Борджия, должно быть, здорово поднялся, судя по стоимости билетов.

Валевский вспомнил, что агент должен ему один входной. Отбросив в сторону гордость, позвонил: время концерта как раз совпадало с вечерней сменой воздуха в подводной тюрьме Эйджи.

Вместе с ним на концерт Агилар пришла Зелма. Её университетского образования на кафедре химического контроля воздушной среды вполне хватило, чтобы профессионально провести переговоры с одной лабораторией. Дальше Валевский умудрился всё сделать сам, и сегодня должен наступить час Х.

Эти двое волновались.

Концерт был последней возможностью отвлечься и успокоить мятущиеся мысли.

Арт и Зелма сели рядом, держась за руки.

Такими и увидела их Мария Агилар: сероглазый офицер и с ним изящная девушка с обложки журнала. Девушка была бледна, что довершало сходство с фарфоровой статуэткой. Её лицо слегка портила прозрачная маска респиратора, в которую подавалась обеззараживающая смесь, закачанная в баллон-ингалятор. Так делали многие подводники, поднявшиеся на сушу совсем недавно: какое-то время люди не могли расстаться со своей фобией.

У Агилар безнадёжно испортилось настроение.

«Мария! Мария, очнись! Ты всё навоображала, не было и не могло быть ничего между вами! Тогда почему так больно в груди? Потому что ты придумала его. Ты ничего о нём не знаешь, даже женат ли он? Есть ли у него дети? А, может быть, у него чудовищный характер? И ты не знаешь, как пахнет его кожа, вдруг — отвратительно? Или он скучный, желчный и ревнивый…