Война мертвых - [20]

– Между прочим, бойцом он был непревзойденным, – заметил Егор.

– Никаких шансов, – отрезал Игорь.

– А что со вторым оператором?

– Не было его. Как раз обкатывали экспериментальную модель для психов навроде Алекса, он там и за водителя, и за стрелка старался. Короче, танк был одноместный.

– Давно это произошло?

– Примерно десять тысяч часов назад. Или одиннадцать, не помню уже.

– Это сколько?

– Я же тебе сказал.

– А по-нормальному, в днях или месяцах?

– Нет у нас такой единицы. Если у тебя блажь, то сам и считай! – неожиданно рассердился Игорь. – А лучше не надо. Не тем голову забиваешь, курсант. Ты сейчас должен лететь к кубрику и хотеть спать, а не вопросики всякие идиотские… Свободен. Стой!

Лейтенант подошел к Тихону и, медленно перекатывая бесцветные зрачки, сказал:

– Не нравится мне твоя грустная физиономия, курсант. У меня на тебя действительно большие надежды, но вся беда в том, что чем оператор лучше, тем хуже у него с мозгами. У тебя с самого начала были нелады. Не тревожь меня, курсант, не надо. Про Алекса забудь, это сказка. А с настроением со своим что-то делай. Еще раз увижу на морде печаль – порву губы до ушей, чтоб всегда улыбался, ясно? Вот теперь свободен.

Тихон шел к себе, но спать ему, вопреки предписанию лейтенанта, не хотелось.

Нужно себе внушить, что жизнь отвратительна, зло думал он. Разве в этом есть необходимость?

По мере приближения к кубрику Тихона все сильней и сильней влекло обратно в класс, в кабину. Там было что-то такое… как это называется, он не знал, возможно, это «что-то» вовсе не имело названия, просто в танке Тихону было уютно и покойно.

Только теперь он окончательно понял, что не ошибся в выборе. Лагерь давил его своим искусственным озером, рациональным отдыхом и вымученной дружбой. Здесь отсутствовало и то, и другое, и третье, и еще многое из того, что Тихон не любил.

Он останется – в Школе, на неведомом Посту, где угодно, лишь бы не потерять возможность иногда влипать в не совсем пока послушный танк. Бывать вдалеке от всех. А стрелять он научится, не глупее же он толстожопой Зои. Ему еще вербовщики говорили про какие-то особые способности. Вот и Егор – тоже. Тихону льстило, что капитан сравнивает его с живой легендой, ему только не нравилось, что живая легенда умерла.

За последним поворотом он увидел Марту – она сидела на корточках, прислонившись спиной к стене. Ее круглые колени были разведены в стороны, и магнитная застежка брюк натянулась упругим треугольником с едва заметной, скорее угадывающейся, чем видимой, вертикальной ямкой. Тихону показалось, что удовольствия в этом не много – когда жесткий шов впивается в тело. А может, наоборот.

– Кого ждешь?

– А чей это кубрик? – иронически спросила Марта, хватаясь за его пояс, чтобы подняться.

– Мой, – растерянно молвил Тихон. – Долго тут отираешься?

– Да минут семнадцать. Поздно тебя отпустили.

– Поздно, рано – здесь не поймешь. Вот что сейчас: вечер или утро?

– А какая тебе разница? Не думай о времени. Проголодался – ешь, устал – ложись спать.

Тихон прижал ладонь к идентификационной панели, и створ поднялся. За ним тут же вспыхнул свет: мятая кровать, встроенный шкаф, ступенька санблока и бесполезный экран блокированного интервидения. Он сделал шаг в комнату но, спохватившись, уступил дорогу даме. Марта с трудом протиснулась между ним и краем створа, хотя проем был достаточно широк. Зайдя внутрь, она с непонятным выражением лица потянула руку на себя – Тихон обнаружил, что его ремень она так и не отпустила.

– До сих пор был в классе?

– Нет, в речке купался.

– Какой ершистый, – рассмеялась Марта и провела пальцами по его волосам.

Тихон порывисто уклонился, но уже через секунду пожалел: то, что она сделала, было приятно.

– Угостить тебя, что ли, морковной пастой?

– А другого ничего?

Она как-то неопределенно стояла рядом, продолжая, словно по забывчивости, держаться за его пояс.

– Еще есть баранина и устрицы, но я увлекаюсь морковью, – неуклюже сострил он.

– У тебя голова только жратвой забита? – мурлыкнула Марта, придвигаясь к Тихону.

Она подошла совсем близко, так, что он уже не видел всего лица, а мог сфокусировать взгляд лишь на длинных, пушистых ресницах. Нижней губе стало щекотно – к ней притронулось что-то нежное и мягкое.

Тихон вспомнил складку на брюках Марты. Это было как-то связано – и плотные тугие штаны, и ее неторопливый язык. Тихон не знал, почему, но вдруг понял, что когда касаешься губ другого человека, получаешь право распоряжаться его одеждой.

Марта подалась назад и увлекла его за собой. Ремень глухо ударился о пол, но она продолжала держать Тихона маленькой уверенной ручкой. Он и не думал сопротивляться, только опасливо оглянулся на закрытый створ и послушно потащился к кровати.

Она что-то беззвучно сказала, и Тихон почувствовал ее гладкие теплые зубы. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Он даже не мог представить, что чужие зубы, которые ты можешь потрогать своим языком, – это хороший повод, чтобы жить.

– Ты хочешь, чтобы я все сделала сама? – лукаво спросила она, чуть отстранившись.

Тихон густо покраснел. Марта, очевидно, ждала не ответа, а каких-то действий – причем, не каких-то, а непременно уверенных и красивых. Он принялся судорожно ковырять ее пряжку. Замок не поддавался, и Тихон физически ощущал, как убегает бесценное время.