Война Иллеарта - [20]

– Я сражался с Опустошителем – с Опустошителем в образе юр-вайла. Прикосновение его руки поведало мне многое. В древнейшие времена, о которых не рассказывают наши даже самые древние легенды, даже раньше того туманного времени, когда появились люди в Стране и раньше жестокой вырубки Всеединого Леса, у Колосса Землепровала были и могущество, и цель существования. Он стоял на Землепровале как угрожающий кулак над Нижней Страной, который с помощью могущества Леса изгонял темное зло из Верхней Страны.

Внезапно он разразился медленной песнью, похожей на похоронную, тихий ниспадающий гимн, который рассказывал историю Колосса так, как она была известна Лордам прежде, до того, как сын Вариоля получил новые знания. Со сдержанной печалью о потерянном великолепии, в песне рассказывалось о Колоссе Землепровала – громадном каменном монолите, вздымающемся в виде кулака, который стоял рядом с водопадом, где река Лендрайдер, текущая через Равнины Ра, превращалась в реку Руиномойка Испорченных Равнин.

С древних времен, еще задолго до того, как Берек, Лорд-Основатель, потерял половину своей руки, Колосс стоял одиноким мрачным стражем над крутым обрывом Землепровала, и самые старые расплывчатые легенды Старых Лордов рассказывали о тех временах в эпоху владычества в Стране Всеединого Леса, когда этот вздымающийся кулак обладал силой остановить тень Злобы, сдержать ее, и сила эта не ослабевала, пока не началась вырубка леса неожиданным врагом – человеком, зашедшим уже слишком далеко, чтобы быть остановленным. И затем, оскорбленный и ослабленный насилием над деревьями, Колосс перестал сдерживать и позволил тени Злобы быть свободной. С этого времени, с момента оскорбительного поражения, земля медленно теряла силу и волю и возможность защитить саму себя. Итак, бремя сопротивления Презирающему легло на род, который навлек тень на себя, а от последствий этого страдала вся Страна.

– Но Колосс ограждал Страну не от Злобы, – продолжал Морэм, когда спел песню. – Презирающий был проклятием людей. Он пришел с ними в Страну из холодного мучительного севера и с юга, где правит голод.

Нет, Колосс Землепровала сдерживал других врагов – трех братьев, ненавидящих деревья и землю, братьев, которые уже были в Испорченных Равнинах задолго до того, как Лорд Фаул впервые бросил свою тень там. Они были близнецами – тройней, отродьем, порождением одного чрева их давно позабытой матери – и имена их были самадхи, мокша и туриа. Они ненавидели Страну и все, что растет на ней, точно так же, как Лорд Фаул ненавидит жизнь и любовь. Когда Колосс ослабил преграждение, они пришли в Верхнюю Страну, и, с их страстью к уничтожению и наведению страха, быстро попали под власть Презирающего. С этого времени они были его высочайшими слугами. Они совершали для него вероломства, когда надо было скрыть его руку, и вели сражения за него, когда он не мог возглавлять свои армии. Это именно самадхи, которого теперь зовут Шеол, завладел сердцами сторонников Берека, именно Шеол убил защитников Страны и довел Берека, потерявшего половину руки и одинокого, до крайнего отчаяния на склонах горы Грома. Это именно туриа и мокша, Херим и Джеханнум, страстно желали появления могучих и злобных демонов и добились порождения Демонмглой юр-вайлов. Теперь трое снова объединились с Лордом Фаулом – объединились и громко взывают к опустошению Страны. Но, увы… увы, мое неведение и слабость. Я не могу предвидеть, что они сделают. Я слышу их голоса, громкие от страстного желания расколоть деревья и опалить почву, но их намерения ускользают от меня. Страна находится в такой опасности потому, что ее слуги слабы.

Грубое красноречие Морэма увлекло Кавинанта, и под его влиянием, казалось, сверкающий солнечный свет померк в его глазах. Ожесточившийся, нерасположенный ко всем им, он уловил ощущение неясной и жестокой болезни, которая подкралась сзади к духу Страны, создавая неодолимые препятствия ее несовершенным защитникам. Когда он посмотрел на себя самого, то не увидел ничего, кроме предзнаменования бесполезности и тщетности. Эти люди, которые уверяли его в том, что он обладает могуществом, ужасно страдали от своего непреодолимого и неизлечимого бессилия. Грубо – более грубо, чем хотел бы – он спросил:

– Почему?

Морэм отвлекся от своих внутренних видений и вопросительно поднял брови, глядя на Кавинанта.

– Почему вы слабы?

На его вопрос Лорд печально улыбнулся. – Ах, мой друг – я забыл, что ты задаешь подобные вопросы. Ты склоняешь меня к длинным речам.

Хотя я думаю, что если бы я мог ответить коротко, ты бы не был мне так нужен. – Но Кавинант не смягчился, и после паузы Морэм сказал:

– Ну, хорошо, я не могу отказать тебе в ответе. Но пойдем – там нас ждет еда. Давай поедим. Потом я подумаю, какой ответ я могу дать.

Кавинант отказался. Презирая свой голод, он не желал делать больше ни одной уступки в отношении Страны пока не узнал бы лучше, к чему это может привести.

Морэм мгновение смотрел на него, а потом ответил размеренным тоном:

– Если то, что ты говоришь – правда, если Страна и Земля и все не более, чем сон, угроза безумия для тебя – даже в этом случае ты должен поесть. Голод есть голод, потребность есть потребность. Как же иначе?…