Война и мы - [41]

Миномет я сдал в минометную роту, а пулемет, автомат, патроны к ним и ракетный пистолет с сигнальными патронами оставил во взводе для применения в бою. Сигнальные полотнища комиссар окрестил вражескими «боевыми знаменами» и оставил в своем хозяйстве. Так прошло мое боевое крещение, от которого осталось два отверстия от пуль в полах шинели, да один разведчик получил пулевое ранение в мягкие ткани голени. Было еще одно продолжение этого боевого эпизода. Мой шеф, капитан Татаринцев, получил медаль «За боевые заслуги». Долго я выяснял, за какие же именно заслуги он был представлен на боевую медаль, довольно редкую в сорок первом году, и выяснил через кадровиков. Когда мы выдвигались, начальник разведки слонялся по первой траншее и обнаружил на площадке ручной пулемет, оставленный наводчиком на время обогрева в блиндаже. В штабе «в шутку» сказал, что отбил у немцев наш пулемет, и его представили к награде. В то время только один комбат полка капитан Еловский имел орден Красной Звезды да сапер, подорвавший на мине вражескую танкетку, был награжден такой же медалью, как Татаринцев. Носил сапер ее на телогрейке всю зиму. А Еловский всю зиму проходил в шинели в накидку на плечи, чтобы все видели звезду на груди его гимнастерки, под которой был шерстяной свитер. Всем в свое время, но не всегда по истинным заслугам…» [Конец цитаты.]

То, что начальник штаба полка, кадровый офицер, ничего не знал о состоянии и вооружении роты автоматчиков, подчинявшихся непосредственно штабу, трудно комментировать. Из текста видно, что Лебединцев этот факт не мог ни выдумать, ни неправильно понять. Простите, но у нас, гражданских, такое невозможно. На вопрос, чем же целыми днями занимались командир полка и начальник штаба, ответ будет получен из других эпизодов, а сейчас обратим внимание на то, что «кадровые офицеры» не моргнув глазом посылают на смертельное задание своего юного коллегу, даже не дав тому ознакомиться с местностью, даже не вооружив его! Для гражданских такое тоже невозможно.

Никто не даст самостоятельного задания ни инженеру, ни рабочему, пока те досконально не ознакомятся с рабочим местом и с условиями выполнения этого задания. У нас был такой случай. В конце 70-х прокурор города, чтобы отчитаться о своей работе на ниве борьбы с нарушениями техники безопасности на производстве, обвинил и представил на суд 23 инженеров нашего завода. Суд всех приговорил к двум годам лишения свободы, правда, условно. Я организовал коллективную жалобу в обком, и мы в своем кругу снова рассмотрели все случаи. Во всех этих случаях инженеры совсем не были виновны — рабочие нарушали хорошо известные им правила безопасности и только поэтому гибли или получали травмы. Но в одном случае вина мастера была бесспорна, и все инженеры с этим согласились. Этому мастеру на котельную прислали в помощь рабочих из другого цеха и тот, не выходя из кабинета, послал их на работы в незнакомом им цехе. Один рабочий должен был очистить («пробить») бункер с зависшим в нем горячим шлаком. Он подошел снизу к горловине и ткнул в шлак шуровкой. Шлак обрушился и засыпал этого рабочего, он погиб. Вина его тоже есть: ведь не полный же дурак, обязан был же понимать, что шлак осыплется на него самого! Но инженеры все же пришли к выводу, что мастер обязан был отвести рабочего и показать, где стоять, как и каким инструментом работать. Мастер этого не сделал, значит, виноват.

У нас на заводе молодого специалиста, которому предстояло руководить людьми в цехах, сначала ставили рабочим к печи, затем в течение полугода или года повышали ему разряд, делая сначала бригадиром, затем назначали одним из двух мастеров к опытному начальнику смены, который обучал его окончательно всем обязанностям и приемам работы. Меня из-за близорукости поставить рабочим на печь было нельзя, поэтому специально для меня ввели в штат цеха внештатную должность помощника мастера, и четыре месяца начальник смены и штатный мастер натаскивали меня в своем деле.

Между прочим, историки пишут, что в немецкой авиации молодого летчика-истребителя заставляли несколько десятков боевых вылетов летать рядом с опытными летчиками, но самому в бой не вступать — просто привыкать к обстановке боя.

Поэтому, на мой взгляд, капитан Татаринцев исключительный подлец, поскольку только подлец мог в той обстановке доверить судьбу солдат и боевого задания такому молодому лейтенанту, как Лебединцев. Вызывает недоумение вообще все кадровое офицерство полка — они ведь устранились от боя, и победный бой провел сержант Босов единолично. Для гражданского чиновника необычно и полное отсутствие интереса кадрового офицерства к бою, а ведь это то, для чего они нужны, это их профессия. Ведь если не смотреть на бои, не знать, как они протекали, то как же ты научишься воевать?

Вот и возникает вопрос, а в чем причина такого ненормального поведения кадрового офицерства полка? Не знаю, как у вас, а у меня нет другого ответа — трусость! Немцы стреляют по переднему краю, летают осколки, а начштаба сидит от немцев как можно дальше, боясь пройти по подразделениям и ознакомиться с их состоянием. Командир полка где-то в тылу, а не на командном пункте, — ведь немцы обстреливают наши позиции из минометов! Капитан Татаринцев вверяет судьбу взвода пацану, боясь перейти Миус. И посмотрите, как заразителен этот страх.