Толстой начал роман с мыслью о декабристах. Декабристы были дворяне, но это были люди избранные из дворян. Толстой считал, что над мусором жизни прошел магнит, который вытянул все железо, но временами Толстой видел не мусор, а формы жизни, в которых принимали участие его родные, весь его род. Он дорожил этим хрусталем или русским стеклом, его звоном. Он хотел воспеть эту жизнь, но когда он начинал ее исследовать в описаниях, в столкновениях, она рассыпалась в его руках. В какой-то мере он знал это. Он говорил о том, что надо выдувать другую форму, другой пузырь; он относился к жизни, к укладу этой жизни, проверяемому войной, двойственно, и это создавало основной конфликт романа.
Девятнадцатого марта 1865 года Толстой записывает в дневнике: «Я зачитался историей Наполеона и Александра» (48, 60). Дальше на полторы страницы идет сжатая характеристика двух героев, их психологическое противопоставление. Наполеон дан, как ложь и тщеславие. Александр вначале прославлен: «Александр, умный, милый, чувствительный, ищущий с высоты величия объема, ищущий высоты человеческой. Отрекающийся от престола и дающий одобрение, не мешающий убийству Павла (не может быть)».
Двадцатого марта запись: «Крупные мысли! План истории Наполеона и Александра не ослабел» (48, 61).
Это осуществлено в расширенном и в корне измененном виде. Характеристика Наполеона осталась. Александр введен несколькими сценами, но почти нигде не психологизирован. Он дан в связи с молодым императором Францем-Иосифом, в столкновении с Кутузовым, в разговоре с Балашовым, в восторженном преклонении Николая Ростова, но нигде не показан ищущим истины в отношениях. Как антагонист Наполеона, Александр в произведении был заменен Кутузовым, причем противопоставление добра и зла заменено противопоставлением мнимой деятельности и театральности (Наполеон) и кажущегося бездействия, за которым скрывается мудрое решение, выжидающее, как определится не от Кутузова зависящая обстановка дела. План романа необыкновенно возрос, и в то же время в тот же день — 20 марта — записано: «Языков сказал, что объясняю речи — длинно — правда. Короче, короче» (48, 61).
Двадцать третьего марта записано: «Больше пропускать» (48, 62).
Как же происходит в искусстве, что план расширяется и в то же время принимается решение делать больше пропусков?
Длинные речи сокращаются, главы сжимаются. Средняя величина главы в «Войне и мире» — пять страниц, иногда две страницы, очень редко девять страниц. Главы замкнуты, имеют определенное место действия, имеют центр действия.
Картины боя даются в противоречии: высказывания о бое Наполеона, его офицеров, русских солдат. Таким путем события анализируются. Движение дыма в картине боя, застилающего сражение и движение войск, — также создает противоречие; противоречие между клубом взрыва и не сразу приходящим, как бы подтверждающим разрыв, звуком разрыва. Это дает читателю ощутимую объемность пространства, глубину его; размеры клубов разрывов — как на старинных картинах Гойи — подчеркивают огромность поля сражения.
Наполеон описывается не как мыслящее существо, а как актер, играющий определенную роль. Все время показывается, что происходит в действительности и как, не соответствуя этой действительности, не совпадая с ней, действует человек, который думает, который считает, что он управляет боем. Действия его описаны коротко, выбраны поступки мелочные — такие, как утренний туалет, насморк, повторение ненужных (как будто бы) приказаний.
Наполеон показан так, как можно показать танцующего на экране телевизора или говорящего, выключив звук.
Смысловая деталь и пропуск помогают переосмыслить общее.
«Короче, короче», «больше пропускать», — говорил Толстой, создавая одно из самых объемных по смыслу произведений в мире.
Андрей Болконский, Багратион, Тимохин и Тушин
Андрей Болконский кажется сперва любимым героем Толстого. Ему он передал свои заветные мысли. Перед ним преклоняется Пьер. Его уважает Кутузов. Его любят солдаты. Ему завидует Николай Ростов. Он адъютант и стремится не столько к строевой службе, как к военному руководству. Но этот человек не включен в работу. То пристальное внимание, с которым относится Толстой к Андрею Болконскому, не до конца оправдано.
Поэт Фет, подобострастно относившийся к аристократии, отдавший всю жизнь на доказательство своего очень сомнительного дворянского происхождения, считал образ князя Андрея неудачей; он думал, что вокруг этого героя нельзя организовать событий. Приведу отрывок из письма Фета: «Не думаю, чтобы князь Андрей был приятным сожителем, собеседником и т. д., но всего менее он герой, способный представлять нить, на которую поддевают внимание читателя… Пока князь Андрей был дома, где его порядочность была подвигом, рядом с пылким старцем-отцом и дурой женой, он был интересен, а когда он вышел туда, где надо что-либо делать, то Васька Денисов далеко заткнул его за пояс. Мне кажется, что я нашел ахиллову пяту романа, а впрочем, кто его знает»[4].
«Война и мир» начинается, как пьеса. Она начинается репликой фрейлины Анны Павловны Шерер. Реплика вводит нас сразу в эпоху, когда перекраивалась по многу раз карта Европы.
