Толстой собирался напечатать этот рассказ и поэтому сократил его, передавая только впечатления слушателей. Дети были потрясены. Урок затянулся до ночи. Конечно, это не было конспектом «Войны и мира», но это был разговор человека, который в то время задумывал книгу. Это как бы предисловие к книге, причем в нем явственно сказываются и воспоминания о двенадцатом годе — о победе народа, и воспоминания о крымском поражении. Это та же тема, которая легла в основу недописанного романа «Декабристы». Декабристы и народ, судьба народа, которую подытоживают войны, народ и революция — была одной из тем «Войны и мира» в момент создания произведения.
«Я того мнения, что сила России не в нас, а в народе», — говорит в романе «Декабристы» состарившийся Пьер (17, 36). Толстой чем дальше, тем больше понимал силу народа и слабость декабристов, которым он сочувствовал, считая их железом среди мусора своего общества.
Силу народа, разбившего Наполеона, можно было понять, изучив эпоху 1812 года. Толстой от замысла «Декабристов» приходит к великому построению о борьбе народа с завоевателями.
Построение «Войны и мира»
С эпохой Отечественной войны у Толстого разнообразные и близкие связи. Отец Толстого принимал участие в войне с Наполеоном, попал в плен, среди друзей отца были участники боев с Наполеоном; Толстой находился в таком расстоянии от наполеоновского нашествия, как нестарый писатель нашего времени от эпохи Великой Октябрьской революции. Он писал о непрошедшем прошлом.
В 1852 году в станице на берегу Терека молодой Толстой читал «Описание войны 1813 года» А. И. Михайловского-Данилевского. Он записал в дневнике: «Есть мало эпох в истории столь поучительных, как эта, и столь мало обсуженных» (46, 142).
Уже тогда Толстой мечтал об описании, сделанном «…беспристрастно и верно» (46, 142). Победа 1812 года для беспристрастного и верного описания потребовала анализа причин поражения 1805 года.
Строение произведения великого писателя удивило критиков. Сам Толстой объясняет читателю и самому себе в тогда не опубликованных предисловиях, почему у него получается не один роман, а как бы несколько романов. Он по-новому решал вопрос о единстве художественного произведения: брак или даже смерть героя не обозначали конца произведения. Он писал: «Мне невольно представлялось, что смерть одного лица только возбуждала интерес к другим лицам и брак представлялся большей частью завязкой, а не развязкой интереса» (13, 55).
Вспомним, что «Анна Каренина» начинается с развала семьи Облонских, начинается тогда, когда у Анны Карениной есть уже мальчик. Я напоминаю, что главный интерес романа не в измене Анны, а в ее жизни с Вронским.
Вспомним также про роман Толстого «Семейное счастье». Вспомним и «Смерть Ивана Ильича» — в начале повести герой уже мертв.
Толстой не строит сюжетов романа на событиях и интриге.
Он писал: «Мне кажется, что ежели есть интерес в моем сочинении, то он не прерывается, а удовлетворяется на каждой части этого сочинения и что вследствие этой-то особенности оно и не может быть названо романом.
Вследствие этого-то свойства я и полагаю, что сочинение это может быть печатаемо отдельными частями, нисколько не теряя вследствие того интереса и не вызывая читателя на чтение следующих частей» (13, 56).
Движение этого произведения Толстого зависит от фактов жизни народа, а не от мыслей героев и даже не от поступков, которые они совершают.
Толстой считал, что его герои горячились, негодовали, но они «все были только лошадьми, мерно ступавшими по огромному колесу истории, производившими скрытую от них, по понятную для нас работу» (14, 60).
Но люди думают, и думают они словами, они принимают решения — тоже словесные.
Толстой знает, что самосознание людей, их мнение о причинах их собственных поступков не совпадают с истинной необходимостью этих поступков. Он делает из этого крайние выводы и говорит, что существует «подделывание причин под неизбежные явления» (14, 125).
В другом месте Толстой пишет: «Из этого только следует, что слова ничего не значат и не служат выражением дела… Вся кажущаяся странность состоит только в том, что мы хотим разумно объяснить то, что делается неразумно. Охотник всегда лжет, и военный человек всегда лжет — это так же неизбежно, как то, что у старого кавалериста кривые ноги» (14, 89).
В толстовских романах сознание людей находится в постоянном противоречии с действием. Толстой делает из этого не только тот вывод, что люди живут в ложно построенном мире, в мире, разумность которого запоздала, но и тот вывод, что сознание вообще невозможно и как бы не существует. Отсутствие истинного самосознания у Толстого присуще всем — и лживой Элен, которой иезуиты подсовывают казуистические оправдания, и правдивому Пьеру, который дал слово Андрею Болконскому, что он не поедет к Анатолю, и сейчас же подобрал доказательства, почему он может нарушить это слово.
«Война и мир» — это не роман, описывающий, какие происходили события с людьми, как они боролись за счастье, как они интриговали, совершали действия, — это рассказ о том, что случилось с народом. Единство «Войны и мира» — это единство рассказа о народном самосознании, о внутренних решениях народа, ставших, по мнению Толстого, причиной победы.
