Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами) - [58]

- ...а рыбы-то, рыбы! - доносились до меня отдельные слова поручика Аксаева.- Как опустишь в глубину невода эти... Честное мое слово!.. Эх, господа!.. Э-эх, мои милые!.. Хороша наша Белая!.. Э-эх, и река же!..

Бой за колонией продолжался. Но артиллерия красных, все время бившая по стрелковым цепям, вдруг перебросила огонь на резервы и стала бить по колонии.

По улице понеслась пыль. Громыхая, промчалась пустая телега.

- Сюда!.. Четвертая!..

Вдоль заборов бежал поручик Барабаш. За ним, звеня котелками и винтовками,- его рота.

- Ага, накрыл татарчонка! - крикнул смеясь поручик Пестряков, неохотно подымаясь из-под забора.- Свиное ухо, штаны в заплатах, стрекача дал?..

Через минуту черные взлеты земли кружились уже вдоль пустой улицы.

Мы также отошли за дом. Стояли молча, слушая, как по улице мечется грохот огня.

- Отыщет!..

- Кого?.. Тебя?..

Грохот бежал все ближе и ближе.

- Неугомонные какие!.. Что?..

- Озверели, говорю...

- Это, господа, красным бешенством называется. Это...

И вдруг грохот рухнул к нам через крышу и, расколовшись, раскатился во дворе.

...Когда мы вновь приподняли головы, из-за угла дома еще падали последние комья земли.

- Здорово! - сказал поручик Иванов 2-й, выглядывая из-за угла.- А эти-то - что угорелые!.. Глядите, в хлев угодило!..

По двору - все вкруговую - бегали две свиньи. За одной, то рассыпаясь во все стороны, то вновь сбиваясь в кучу, катились маленькие розовые поросята.

- Lisalotte!.. Lis'lott', zuruck!..* - раздался испуганный женский голос, кажется с крыльца дома.- Lis'lott'!..

Но над нами вновь загудело. И опять мы упали на землю, и опять из-за угла посыпались комья земли.

Потом все стихло...

- Да шевелитесь!..

Подпоручик Морозов стоял уже посреди двора. Держал на руках девочку. Штаны его были в крови. Красные широкие пятна все ниже ползли по грязному сукну и медленно опускались за голенища.

- Санитара!.. Да зовите санитара... Фельдшер!..- хрипло кричал подпоручик Морозов.

А со ступенек крыльца, в первый момент нами вовсе не замеченная, подымалась выбежавшая за девочкой колонистка. Встав на колени, она подняла на подпоручика Морозова бессмысленные, круглые глаза, потом вскочила, качаясь, подбежала к нему и вдруг, точно сразу же потеряв все нужные слова, нераздельно, по-звериному закричала.

...Наконец подбежали санитары.

У девочки были оторваны обе ступни.

-----------------

* Лизалотте!.. Лизлотт, назад! (нем.)

* * *

Звенели винтовки. Толкая друг друга, мы понуро шли к воротам. Около ворот лежала убитая свинья. Под живот ее тыкались розовые, веселые поросята.

- Равняйсь!

Когда мы пошли вдоль улицы, черная пыль неслась уже далеко за огородами.

- Еду, еду - следа нету; режу, режу - крови нету!..- Поручик Ягал-Богдановский засмеялся.

- Хороша загадка, а?.. Лодка, думаете?.. Никак нет,- первый Дроздовский полк... Ишь как пятки намазали!.. И отдохнуть не дают. Задержались бы где!..

Но от Гейдельберга до Васильевки отдыха не было. Не было и крупных боев. Отступив от Гейдельберга, красные защищались вяло, все глубже оттягиваясь к северу.

Васильевна встретила нас толпами баб.

- Эй, вы там!.. А мужики где?..- не слезая с подводы, крикнул командир офицерской роты, полковник Лапков.

- Угнали, родимый!.. Всех что ни есть угнали!.. Большевики, родимые, угнали, а куда - и не знаем вовсе!..

- Знаем эти песни! А камыши не пощупать ли? Пулеметом? А?.. То-то! Ну, марш по хатам! И чтоб борщом кормили! Поняли, бабы?

Прошло два дня.

...За Васильевкой опускалось солнце. Я сидел на камне возле дороги к горбатому мостику и смотрел, как над крышами хат кружатся голуби. Крылья голубей казались золотыми. Золотыми казались и верхушки тополей, в листву которых черными пятнами прятались скворечники. Под мостом в маленькой быстрой речушке, заросшей пыльной крапивой, поручики Кечупрак и Аксаев стирали белье.

- А может быть, вы, поручик, знаете, куда это ночью сегодня дежурный взвод ходил? - спросил меня поручик Кечупрак, выжимая воду из рыжей недостиранной рубахи.

- Третий? Нет, не знаю... А что, ходил разве?

- То-то оно и есть, что ходил...

Поручик Кечупрак выжал из рубахи последнюю воду и поднялся ко мне на дорожку.

- И, знаете,- вот это и кажется мне странным,- ведь увели его, знаете, тайком. И никто из них ни слова не говорит... В заставу, говорят, ходили, а какая там, к черту, застава, когда я великолепно знаю, что в заставу ходил поручик Барабаш со своей четверкой... Ну как, Аксаев, готово?

Поручик Аксаев стоял на коленях перед речкой и, засучив рукава гимнастерки, пытался поймать какую-то забежавшую на отмель рыбешку.

- Господа, темнеет,- сказал я.- Идемте!

Когда мы шли к нашим халупам, к северу от Васильевки неожиданно затрещали пулеметы. Мы ускорили шаг. Потом побежали.

Бой шел всю ночь. Иногда совершенно затихая, иногда вновь забегая в тишину тревожными пулеметными очередями.

Мы сидели на улице, курили, пряча огоньки за забором, и шепотом разговаривали. Разговоры кружились все около одного и того же: куда прошлой ночью ходил третий взвод и зачем он упрямо не отвечает на все наши вопросы?

- Не поймешь, истинное слово! - Подпоручик Тяглов плюнул на огонек папиросы, и, склонив голову, стал прислушиваться, как шипит окурок между его пальцами.- У меня там земляк есть, в третьем взводе. Тоже тобольский... Да и тот молчит... Дело это, видно, серьезное...