Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами) - [35]

Мне хотелось одного: снять сапоги...

* * *

- ...А может, скрутить найдется? Я обернулся.

Маленький тощий солдат, закуривая, глядел на меня быстро бегающими глазами.

- Куда, брат, кости тащишь? А?.. Смотрю на тебя, думаю,- рассыпешься аль нет? Ну идем, идем! Укажу место.

И мы подошли к маленькой палатке около самого железнодорожного пути.

В палатке никого не было. Стоял стол. Возле него - табурет.

- Канцелярия, видно,- черт с ней!.. Ну иди же, иди! Хочешь, чаем порадую?.. Сбегаю вот,- там куб есть... Хочешь?.. Да скажи хоть слово одно! Немой, что ли?..

Я снял сапоги и уже ложился на стол.

- Черт дери, темно вот,- не вижу глупой твоей хари. Да откуда ты? А?.. "Откуда ты, прелестное дитя?" - запел он вдруг приятным тенором.

- Вольноопределяющийся? - спросил я, немного удивленный.

- ...щаяся...

- Как?

- Титьки, дурак, пощупай! Поймешь... Вольноопределя-юща-я-ся...

Над палаткой хлюпал ветер. Я засыпал...

- Канцелярия это, господин поручик. Лежать тут не полагается!..

"Вольноопределяющейся" в палатке уже не было. Надо мной стоял писарь. За отстегнутым углом двери серело бледное утро.

- Разрешите попросить вас, господин поручик, освободить, так сказать, это вот место...

Я поднял голову, но сейчас же вновь ее опустил. Воли, чтоб встать и выйти на холод, у меня не было.

- Уйди! - сказал я шепотом.

- Очередные задачи, господин поручик...

- Уйди!

- ...требуют...

- Уй-ди-и!..

Подняв узкие плечи, писарь покорно вышел. За спиной его болтался отстегнутый хлястик шинели. Руки торчали, как отпаявшиеся ручки самовара. Я закрыл глаза.

- ...не подходи!!! И всех по ко-ман-де!!!..- кричал кто-то за палаткой.

- Сюда!.. Сюда!.. Дежурный!..

Потом все стихло.

Только в тишине за брезентом прыгал, кашляя, чей-то торопливый смешок...

Минут через десять в палатку вошел врач. Толстый, подвижной, он шел вприпрыжку. Размахивая руками, то и дело щелкал пальцами.

- ...Я не пойду!

- Но, поручик...

- Я не пойду!.. Доктор растерянно улыбался.

В дверь забежал ветер. Мятые бумаги на полу закружились.

- Послушайте!..- доктор легонько хлопнул меня по колену.- Послушайте! - и вдруг наклонился, заметив мои больные ноги.

- Гм-м!.. Но куда же вас?., скажите, куда вас в таком случае?

Я молчал.

- Гм-м!.. Дайте вашу руку... Гм-м!.. семьдесят шесть... Пульс нормальный... Но куда вас?.. К тифозным?.. Да нельзя вас к тифозным!..

- Никуда не пойду-у-у-у-! - собрав силы, закричал я, вдруг чувствуя, как запрыгал мой подбородок. В палатку снова вошел писарь.

- Уже готово. Скрутили,- доложил он, пытаясь вытянуть по швам вытянутые дугой руки.- Отвозить прикажете?.. Прикажете трогать?

- Есть! - крикнул вдруг доктор, радостно щелкнув пальцами.- Подожди!

И, размахивая руками, он выбежал из палатки.

И вот пришли санитары.

Они взвалили меня на носилки и понесли. Врач шел за нами, насвистывая. Писарь нес костыли.

Я не сопротивлялся. Только думал: "Зачем несут ногами вперед? А еще санитары!.."

За палаткой стояли запряженные клячей сани. На санях кто-то лежал. Когда меня поднесли ближе, я узнал во-льноопределяющегося-марковца. Ноги и руки его были скручены ремнями.

"Куда нас несут? На гауптвахту?..- подумал я и тут же решил: - Не все ли равно!.."

Носилки поставили на снег. Потом меня подняли и, толкнув в плечо, усадили в сани.

Витринами богатых магазинов смотрел на нас Екатеринодар. Люди, идущие по улицам, не смотрели на нас вовсе.

- Табак Ме-сак-су-ди! - кричали на углах мальчишки.- Папиросы!

Я неподвижно сидел на санях. Слушал, как под копытами лошади урчит вода и как звенят шпоры идущих по тротуару офицеров.

- Куда везете? - спросил я наконец сопровождающего нас санитара. Санитар ничего не ответил.

- Куда нас везут? - обратился я к вольноопределяющемуся.

Вольноопределяющийся прищурил левый глаз. Правый широко открыл, быстро заморгал, потом рванулся вперед, всем телом задергался и, найдя упор затылку и связанным ногам, выгнулся колесом и без слов, протяжно и дико завыл...

Витрины богатых магазинов сменились окнами мелочных лавчонок. Потом и лавчонки повернулись к нам ящиками и бочками задних дворов. По бурому снегу за ящиками бродили тощие собаки. Собаки бродили и по большой грязной площади, на которую мы, наконец, выехали. К площади - с одной стороны прилегало кладбище. Около ворот кладбища стоял деревянный некрашеный домик - мастерская гробов. Гробы стояли и на улице, выровнявшись в два ряда подороже и подешевле. К кладбищу, мимо гробов, медленно двигались какие-то, прикрытые рогожей, сани. Из-под рогож торчали голые пятки.

Придавив соседние деревянные постройки, на другой стороне площади подымался высокий каменный дом. Линялый красный крест над воротами был едва заметен.

"1-й Военный Психиатрический Госпиталь" - прочел я надпись под крестом, когда наши сани наконец остановились около подъезда.

1-й ВОЕННЫЙ ПСИХИАТРИЧЕСКИЙ ГОСПИТАЛЬ

- Его в санаторию нужно, а не к нам,- сказал старший врач ординатору. Тот пробасил:

- Но за неимением оных...

- Пожалуй! Поместите к тихим и к нервнобольным...

Я вышел за высокой белокурой сестрой, а вольноопреде-ляющегося-марковца отвели в соседнюю палату - для буйных.