Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами) - [23]

- Подгони!

Лехин оглянулся и, взглянув на меня, быстро ударил по лошади.

- На Северо-Донецкий!..

* * *

- ...Едри его корень,- Буденного!.. Сперва казаков расшвырял... До нас теперь целится!..

- А ну - минутку!..

Я подбежал к какой-то лавчонке с закрытыми наглухо ставнями и ударил кулаком о двери:

- Отвори!.. Эй вы там!.. Отворите!.. Дверь взвизгнула. Кто-то выглянул, но тотчас же скрылся, вновь захлопнув ее за собою.

- Да отворите! За папиросами здесь!.. Послушайте!.. За дверью вполголоса разговаривали. "Сейчас отворят!" - подумал я, но дверь не отворялась.

Тогда я поднял винтовку и ударил прикладом.

- От-во-ри-и...

Дверь на мгновенье опять приоткрылась. Худая женская рука быстро выбросила несколько коробок папирос. Когда я за ними наклонился, замок над ухом щелкнул снова.

- Эй, сколько тебе?.. Дура!.. Да сколько?.. А Лехин возле саней уже беспокоился:

- Господин поручик! Да идите, господин поручик!..

Прикрепив к замочной скважине пятирублевку, я побежал к саням.

Закурив, я вновь обернулся. На площади перед лавкой пятирублевкой моей играл ветер...

- ...Если что, тебя, брат, не тронут... Подводчик недоверчиво чесал затылок и испуганно смотрел на меня.

- Да кто же тронет, дурак?.. Не солдат ведь!.. А ну ступай!.. Ступай-ка!.. Вот,- так вот прямо и пойдешь. На Северо-Донецкий... Порасспроси и узнай, кто там,- наши аль красные...

Ожидая подводчика, мы сидели на санях и курили.

Над городом висела тяжелая, мертвая тишина.

Одиночные приглушенные выстрелы изредка доносились только с Нагорной стороны. Около нас, на Скобелевской площади и Змиевской было тихо и пусто.

Вечерело... По рамам верхних окон карабкалось солнце. Солнце не грело. С крыш уже не капало.

- Поручик!

Я быстро обернулся.

Передо мной стояла девушка, почти подросток.

- Послушайте, можно мне идти с вами?- Я приподнялся. Взял под козырек.

- Простите, а куда вам?

Выстрелы с Нагорной донеслись отчетливей. В конце Змиевской кто-то махал картузом и кричал, сипло и надрываясь:

- Митька-а-а!..

- Мне, поручик, на Лиман. К матери я. Я уже пятые сутки в дороге.

Подошел Акимов:

- Куда нам, господин поручик, с девками! Если б солдат был, аль мужчина...

- Круг-ом!

Акимов повернулся. Отходя, ворчал.

- Иди, иди! - крикнул я ему вслед.- Не суйся!

- ...Да, поезда уже ушли. Я была на вокзале.

- В таком случае должен вас предупредить: на сани вы рассчитывать не можете.

- Я, поручик, умею ходить.

- А если задержка?.. Бой?..

- Я не боюсь.- Я улыбнулся.

- Хорошо. Следуйте за нами...

Девушка крепко, по-мужски пожала мне руку:

- Спасибо! - потом отошла в сторону.

Ей было лет восемнадцать, не более. Над ее круглым, энергичным лицом бежали черные змейки-волосы. Глаза, чуть-чуть раскосые, глядели решительно и твердо.

Вернулся подводчик.

- Пусто там, господа, а армейцев будто бы нету.

- Трогай!

* * *

Ветер хлопал раскрытыми настежь дверьми вокзала. Крутил на перроне бумаги. На запасных путях грабили какой-то брошенный эшелон.

- Что же делать?

Загнанные в тупик пустые теплушки стояли без паровозов. В телеграфном помещении дремал кот. Провода были перерезаны.

- Черт дери!.. Что же делать?

Я решил уже спускать сани под отлогую дорогу, идущую вдоль железнодорожных путей, когда ко мне подбежал Лехин.

- В депо, господин поручик, паровоз стоит. И топится. Машиниста тоже изловили. Ядри его корень, прятаться думал. Я к нему Акимова приставил. Идемте!

Паровоз оказался маневровым, вдобавок еще больным.

- Все равно! Эй!..

Паровоз шипел, заливая кипятком падающие на шпалы угольки.

Минут через двадцать, прицепив к паровозу теплушку, мы погрузили пулеметы, оставили подводчику сани и всех наших лошадей и медленно двинулись к югу.

На паровозе, рядом с машинистом, стоял Лехин.

...Уже бежали низкие вокзальные строения.

- Смотрите, господин поручик! Смотрите, грабят!..- крикнул Едоков, высовываясь из дверей теплушки.

Около вагонов брошенного эшелона толпился народ. По нагруженным на открытых площадках мешкам тоже карабкались какие-то люди.

- Смотрите, смотрите!..

Высокий мужчина в коротком, подбитом мехом полушубке балансировал по узкой доске, брошенной с вагона иа насыпь. Мешок, взваленный на его спину, был порван. Из него сыпался сах:ар.

- Девине!..- крикнул я, приподымаясь.- Девине!.. Гремели колеса. Под откос набегали поля. С Девине я больше не встречался...

КСАНА

- Ну а что дальше, Ксана Константиновна?..

Ксана Константиновна, наша новая спутница, рассказывала мне о пережитом ею за последние годы.

Дочь расстрелянного в Чугуеве военного инженера, она жила с больной матерью в Лимане. Оба ее брата, поручик-артиллерист Жорж и кадет Сумского корпуса Костя служили в Добровольческой армии.

- Как будто б и мне полагалось поступить... в сестры, хотя бы...рассказывала Ксана.- Не правда ли?.. А вот, не поступила!.. Не все романы и повести по шаблону пишут, поручик, а живется - и всё. Я говорю: или всё, или: здесь не моих рук дело... Отступаю!.. Таких, как наш Жорж, я не понимаю, поручик, органически не могу понять. Смотрите: Жорж всегда на фронте; его ранят - он вновь на фронт едет... А добровольцев не любит. Мы, говорит он, победы хвостом заметаем. Так чего ж огород городить, спрашивается? Вот Костя, второй, это..