Война и антивойна - [13]
Людям, на себе перенесших эти перемены, жизнь должна была казаться хаосом. Однако эти изменения были тесно взаимосвязаны. Они просто были шагами развития того, что мы теперь называем современностью — общества массового производства, цивилизации Второй волны. Новая цивилизация вошла в историю под возмущенные крики в Западной Европе тех, кто дико сопротивлялся каждому шагу вперед.
Главный конфликт
В каждой проходящей индустриализацию стране бушевали жестокие, зачастую кровавые схватки между промышленными и торговыми группами Второй волны и землевладельцами Первой волны, сплошь и рядом выступавшими в союзе с церковью (которая сама была среди крупнейших землевладельцев). Крестьян сгоняли с земли, чтобы обеспечить рабочими новые «мельницы Сатаны» и фабрики, умножавшиеся повсюду.
Забастовки и бунты, гражданское неповиновение, пограничные споры, националистические восстания — все это вспыхивало постоянно, порождаемое главным конфликтом — войной между интересами Первой и Второй волны. Все прочие конфликты были ее следствием. И эта картина повторялась в почти каждой стране, проходящей индустриализацию. В США потребовалась ужасная Гражданская война за промышленно-торговые интересы Севера, чтобы разгромить аграрные элиты Юга. И лишь несколькими годами позже в Японии разразилась революция Мейдзи, и еще раз модернизаторы Второй волны торжествовали победу над традиционалистами Первой.
Распространение цивилизации Второй волны с ее непривычным способом производства богатств дестабилизировало отношения и между странами, создавая вакуум власти и перенос власти. Индустриализация вела к расширению национальных рынков и сопутствующей идеологии национализма. Войны за национальное объединение захлестнули Германию, Италию и другие страны. Неравномерность развития, конкуренция за рынки, применение индустриальных способов производства оружия — все это покачнуло прежний баланс сил и повело к войнам, которые раздирали Европу и ее соседей в середине и в конце девятнадцатого века.
Фактически центр тяжести мировой власти стал смещаться в сторону индустриализующейся Европы, прочь от Оттоманской империи и феодальной царской России. Современные цивилизации, продукт великих перемен Второй волны, быстрее всего укоренились на северных берегах великого Атлантического бассейна.
По мере индустриализации атлантическим державам стали необходимы рынки и дешевое сырье далеких регионов. Развитые державы Второй волны затевали поэтому колониальные войны и возобладали над оставшимися государствами Первой волны и племенными объединениями Азии и Африки.
Таким образом, индустриальные элиты, точно так же, как получили борьбу за власть внутри собственных стран, получили и более масштабную борьбу за власть в мире.
Мир, разделенный надвое
Это был тот же самый главный конфликт — индустриальные державы Второй волны против аграрных держав Первой войны, — но на этот раз в мировом, а не внутреннем масштабе, и эта борьба определила основы строения мира до самого последнего времени. Она установила те рамки, в которых происходили основные войны современности.
Племенные и территориальные войны между первобытными и сельскохозяйственными общинами шли по-прежнему, как в течение многих тысячелетий, но это были войны ограниченного значения и зачастую ослаблявшие обе стороны, отчего они становились легкой добычей индустриальных колонизаторов. Такое случилось, например, в Южной Африке, где Сесил Родс со своими вооруженными агентами отобрали обширные территории у племен, истреблявших друг друга примитивным оружием. И в других местах многие, казалось бы, никак не связанные между собой войны тоже были проявлением глобального конфликта не между конкурирующими государствами, а между конкурирующими цивилизациями.
Но самые большие и кровопролитные войны промышленной эпохи шли между индустриальными странами — войны, которые бросали друг против друга такие страны Второй волны, как Британия и Германия, каждая из которых стремилась к мировому господству, при этом удерживая страны Первой волны на отведенном им подчиненном месте. Окончательным результатом явился отчетливый раздел. Индустриальная эра поделила мир на доминантную и доминирующую цивилизацию Второй волны и множество недовольных, но покорных колоний Первой волны. Почти все мы выросли в этом мире, разделенном на цивилизации Первой и Второй волны. И было ясно, кому в нем принадлежит власть.
Мир, поделенный натрое
Сегодня расстановка сил в мировой цивилизации иная. Мы мчимся к полностью иной структуре власти, которая создаст мир, разделенный не на две, а на три четко определенные, контрастирующие и конкурентные цивилизации. Первую из них символизирует мотыга, вторую — сборочная линия, третью — компьютер.
Термин «цивилизация» звучит несколько претенциозно, особенно для американского уха, но нет другого термина достаточно всеобъемлющего, чтобы он охватывал такие разные вопросы, как технологии, семейная жизнь, религия, культура, политика, экономика, иерархическая структура, руководство, система ценностей, половая мораль и эпистемология.
Рождающаяся новая цивилизация затрагивает и основы, и мелочи. Поэтому сегодня мы видим колоссальное количество вещей и явлений непостижимых, недоступных или общественно порицаемых в прошлом — все, от пересадки сердца до игрушки «летающая тарелка» и разнообразия йогуртов, от кондоминиумов и консультантов до контактных линз, от выходов в открытый космос до картриджей электронных игр, от «Евреев за Иисуса» до фанатиков «нью эйдж», от лазерной хирургии до Си-эн-эн, от экологического фундаментализма до теории хаоса.
Книга американского футуролога и публициста Э. Тоффлера «Шок будущего», книга несомненно, бестселлер последних десятилетий. Автор обращает внимание на неслыханный темп, который характерен для современных культурных, политических изменений. Человечество может погибнуть не из–за экологической катастрофы, ядерной реакции или истощения ресурсов. Шок, который испытывают люди, приводит к психологическому онемению, к самой реальной опасности, которая подстерегает человечество. Это главная угроза. Надо осознать ее и по возможности устранить.
Один из провозвестников «постиндустриального общества» Элвин Тоффлер, предсказавший многие черты современного общества еще в начале 80–х гг. прошлого века, в своем классическом труде раскладывает историю человечества на «технологические волны» (сравните с классиками политэкономии!). Одна технологическая волна сменяет другую, за сменой технологий происходит смена общественных формаций. По Тоффлеру, между социализмом в СССР и империализмом середины XX века в США особой разницы нет — и там, и здесь легко обнаружить черты индустриальной эпохи: централизованное жесткое управление и контроль и подавление социальной инициативы.
Перед вами — одна из самых влиятельных работ в жанре так называемой «социальной философии» — «Метаморфозы власти» Элвина Тоффлера. Книга, в которой развитие его оригинальных, ярких идей достигает уже кульминационной точки. Итак, происходят ли «метаморфозы власти» лишь на глобальном уровне — или, незаметные для нас, давно уже стали частью нашей повседневной, обыденной жизни? И что принесет нам это в грядущем — новые информационные войны и новый политический антагонизм, противостояние уже не между социальными, но между информационными системами? Двадцать первый век уже настал.
Элвин Тоффлер — известный американский философ, автор книг «Метаморфозы власти», «Шок будущего», «Третья волна». Новая книга Элвина и Хейди Тоффлер — о том, каким будет наш мир завтра. Кто обретет богатство, как это произойдет и что это значит для всех нас. Какие новые возможности откроет нам экономика будущего в столь различных областях, как здравоохранение, энергетика, мировые коммуникации, промышленность, сельское хозяйство.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
В книге рассматриваются жизненный путь и сочинения выдающегося английского материалиста XVII в. Томаса Гоббса.Автор знакомит с философской системой Гоббса и его социально-политическими взглядами, отмечает большой вклад мыслителя в критику религиозно-идеалистического мировоззрения.В приложении впервые на русском языке даются извлечения из произведения Гоббса «Бегемот».
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Людвиг Йозеф Иоганн фон Витгенштейн (1889—1951) — гениальный британский философ австрийского происхождения, ученик и друг Бертрана Рассела, осуществивший целых две революции в западной философии ХХ века — на основе его работ были созданы, во-первых, теория логического позитивизма, а во-вторых — теория британской лингвистической философии, более известная как «философия обыденного языка».
Эссе одного из наиболее известных философов-марксистов «франкфуртской школы» об обманчивости современной толерантности, которая стала использоваться для завуалированного подавления меньшинств вопреки своей изначальной сущности — дать возможность меньшинствам быть услышанными.
Испанский философ Хосе Ортега-н-Гассет (1883–1955) — один из самых прозорливых европейских мыслителей XX века; его идеи, при жизни недооцененные, с годами становятся все жизненнее и насущнее. Ортега-и-Гассет не навязывал мысли, а будил их; большая часть его философского наследия — это скорее художественные очерки, где философия растворена, как кислород, в воздухе и воде. Они обращены не к эрудитам, а к думающему человеку, и требуют от него не соглашаться, а спорить и думать. Темы — культура и одичание, земля и нация, самобытность и всеобщность и т. д. — не только не устарели с ростом стандартизации жизни, но стали лишь острее и болезненнее.
Фридрих Ницше — имя, в литературе и философии безусловно яркое и — столь же безусловно — спорное. Потому ли, что прежде всего неясно, к чему — к литературе или философии вообще — относится творческое наследие этого человека? Потому ли, что в общем-то до сих пор не вполне ясно, принадлежат ли работы Ницше перу гения, безумца — или ГЕНИАЛЬНОГО БЕЗУМЦА? Ясно одно — мысль Ницше, парадоксальная, резкая, своенравная, по-прежнему способна вызывать восторг — или острое раздражение. А это значит, что СТАРЕНИЮ ОНА НЕПОДВЛАСТНА…