Война - [95]

Сегодня докладывали Матусевич, Кондратенко и Лощинский, меня Макаров попросил прийти завтра…

Глава 47

Назавтра на "Петропавловске" в адмиральском салоне мы сидели втроём, кроме Макарова был ещё Василий Васильевич Верещагин. Я не очень сильна в живописи, и вообще из картин мне всегда нравились совсем не те, что считаются официальными шедеврами типа Пикассо или Малевича. А вот то, что помнится из изображённого Верещагиным, даже не его "Апофеоз войны" с грудой обглоданных черепов, а зарисовки из Туркестанского похода. Так что видеть великого русского художника была очень рада. А Верещагин хотел поблагодарить за операцию на Эллиотах, в которой поучаствовал, сделал несколько набросков, "прикоснулся к материалу", поучаствовал в работе комиссии с моей лёгкой руки и искреннего желания самой от этой работы отвертеться. Оказывается на обратном пути они очень плодотворно сошлись с Павлом Николаевичем Некрасовым, и он очень посоветовал художнику самому побывать на легендарном корабле, что объяснил особенным духом. Может Клёпа ему куда-нибудь покакала, хихикнулось невольно, но по абсолютной серьёзности обоих поняла. От меня ждут какого-то вердикта:

— Извините, Василий Васильевич! Я не совсем понял, что именно от меня требуется?

— Ну как же, Николай Оттович! Вот Степан Осипович говорит, что на корабле всё решает командир и даже он властью нáбольшего начальника здесь на корабле распоряжаться безоглядно не может! Вот я и прошу вас на свой "Новик" меня пустить, а если ещё в море меня возьмёте, просто не найду тогда слов благодарности! Ей же Богу!

— А, если только в этом дело, то милости просим к нам в гости! Будем очень рады принимать великого русского художника!

— Вот уж скажете тоже! Я всего лишь рисую тех, кто историю творит, а сам просто зритель!

— Да? И Георгиевский крест вам случайно подарили?![36]

— Полно вам, Николай Оттович! А вы знаете, что я портрет вашей жены заканчиваю, если хотите, хотел бы вам его показать и мнение ваше о нём услышать, как самого ей близкого человека.

— Машеньку нарисовали?

— Да, написал портрет Марии Михайловны! Удивительный человек ваша супруга!

— С огромным удовольствием посмотрю, как меня Степан Осипович отпустит.

— Ну, наконец, про меня вспомнили, — улыбнулся Макаров.

— Степан Осипович, мне по операции докладывать?! Вам же уже, наверно, всё вчера доложили…

— Всё, да не всё, Николай Оттович! Мнится мне, что быть вам скоро на моём месте, так что учитесь понимать, что начальник обязан всё досконально понимать и представлять. А так как я не могу быть везде и всё сразу видеть, то должен картину из разных уст описанную сам составить, оценить, огрехи найти, чтобы выводы сделать, кого надо похвалить, кого следует поругать. Так что не отвертеться вам от доклада…

И я начала с подсказками Николая докладывать. Прежде всего отметила отменное выполнение практически всеми участниками предварительного плана как по задачам, так и по времени, что позволило операции пройти как по писаному. Особенно отметила действия миноносцев, как обеспечивавших высадку первой волны десанта. Так и атаковавших японские канонерки, почти в полной темноте не потерялись, нашли цель, чётко на неё вышли и поразили первым залпом. К сожалению, не обошлось без потерь, но благодаря взаимовыручке, экипаж был снят с тонущего корабля, погибли только два матроса. Ещё отметила действия сухопутных сил, особенно первой волны десанта на острове Кхас-Ян-Тау, практически без единого выстрела в темноте взяли целыми обе батареи, практически не понесли потерь, словом, молодцы как солдаты с казаками, так и миноносники. Хорошо и грамотно отработали все блокирующие группы. Накладка произошла в том, что сил для блокирования было мало, а направлений много, и получилось, что на группу из четырёх контрминоносцев вышли на прорыв все вырвавшиеся из базы японские минные силы, в количестве восьми миноносцев и одного истребителя. Но даже в этой ситуации наши блокирующие силы продемонстрировали отменное умение и выучку, уничтожили четыре из прорывавшихся миноносцев. К сожалению, в темноте требовать бóльшего просто нельзя, уже сделанное достойно похвалы. А три другие блокирующие группы, с противником в боевое соприкосновение не вступили, но в этом нет их вины. Поэтому считаю, что экипажи всех участвовавших в операции кораблей следует наградить и отметить. По "Новику" считаю, что награждать не нужно, выполнили свою рутинную работу, без особенного риска, так за что награждать? Так цена орденов принизится, я считаю.

Макаров аж заёрзал после последней фразы:

— Василий Васильевич, ты видел, что нам сей Георгиевский кавалер заявляет?! Просто и без риска они работу выполнили! Сейчас я тебе расскажу, а ты пока посмотри на этого корсара. Вчера тут Лощинский в превосходных степенях слов найти не мог, когда рассказывал, как вы напролом через минные поля в кромешной темноте в гавань входили, как открыли огонь пушки с осветительными фейерверками, и почти одновременно с ними все орудия главного калибра, и что за пятнадцать-двадцать минут грамотным и выходящем за понимание точным артиллерийским огнём было потоплено около двадцати миноносцев и истребителей на рейде, а крейсер в это время находясь под ответным огнём миноносных сил и канонерок, совершил манёвр и вышел в торпедную атаку, пустил всего две торпеды и ими потопил два японских минных транспорта, после чего старший офицер чуть не извиняясь доложил, что восемь миноносцев и один истребитель удрать успели, а сей командир подошёл к Лощинскому и поинтересовался, дескать, канонерки ему топить или миноносникам как планировали оставить? Лощинский сказал, что такой растерянности как испытал от этого вопроса не испытывал даже когда своей будущей жене предложение делал, и пролепетал что-то типа "Может по плану лучше…". На что сей офицер, чуть не зевая, под огнём главного калибра двух канонерок, приказал следовать к оставленному каравану и снова по минному полю вышел к оставленным кораблям. Там предложил подождать до рассвета, а как развиднелось, повёл караван ни разу не подправив курс, прямо к причалам японской базы, а его команда при этом успевала фарватер обвеховывать, при этом совершенно непонятно как и в какой момент он решил, что надо вешки ставить и когда надо прекратить, но все команды без сомнений и метаний, а сам тем временем приказал открыть огонь, не повреждая причалов, и его артиллеристы открыли такой огонь, что весь берег в дыму и разрывах утонул, десантники потом сказали, что первых японцев только в километре от берега встретили, да и те особенно сопротивляться не спешили. А через час, лениво поглядев на пленных, откланялся и ушёл спать к себе на корабль. И вообще, Лощинский задал вопрос, а не издевается ли над всеми господин Эссен, что легко мог сам без чьей-либо помощи расправиться со всей японской базой, а взял, чтобы поделиться славой, которой ему уже девать некуда! Что на это скажете, Николай Оттович?!